Меценаты зла
Шрифт:
В горле битых полчаса саднило от жажды. Просить простой воды после того, как ему сказали, что чай обычный – было б оскорблением. Он и так нагрубил достаточно.
– Варя, налейте и мне, пожалуйста, – улыбнувшись, попросил Громов.
– А тебе, Матвей?
– Я лучше супа дождусь, – ответил он.
Женщина кивнула и достала из тумбочки под электроплиткой два фарфоровых стакана.
– Раритет, – хмыкнула она, перехватив взгляд Кирилла. – С Верхней земли еще.
– В бункере одноразовый пластик и синтетика. У нас – натуральная
– Если кто-то разбивает чашку – это трагедия, – в тон ему добавил Матвей. – С человеком несколько недель не разговаривают, а осколки разбирают на сувениры.
– Буду осторожен, – ухмыльнулся Громов.
– Матвей, ты хоть и сын старейшины, а ведь все равно рано или поздно придешь сюда, – с укором произнес Карл. – Сядешь рядом с нами и будешь пить чай с любимой чашечки.
– Ростик тоже не вечный, – пожал плечами Митрич. – Матвей его место займет.
Разговор сделал интересный поворот, Кирилл замер в ожидании ответа.
– Ростислав Генрихович проживет еще много лет, – подчеркнуто официально сказал Матвей. В голосе появился начальственный холод. – И у меня есть старшие братья.
– Балбесы твои братья, – отмахнулся Митрич, словно болтал с собутыльником. – Не успеет еще третий малыш у каждого родиться – прибегут сюда. В гробу они видели эту власть, когда можно целыми днями развлекаться.
Матвей мрачнел с каждым словом, но перечить не стал. Видимо, сказывалось уважение к старшим и крупное зерно истины в словах старика.
– Вот, чаек, – протягивая чашки Кириллу и Карлу, прервала неприятный разговор Варвара. – Сахара я по ложечке добавила.
– Благодарю, родная, – беря стакан двумя руками, сказал старик.
– Спасибо, – кивнул Громов и сделал глоток.
Чай обжег и утолил жажду одновременно. Пытаясь распробовать ошпаренным языком вкус напитка, Кирилл сделал еще глоток. Горячий ком понесся к желудку и, словно отбившийся теннисный мяч, скакнул обратно – в мозг.
«Главное не разбить чашку, главное не разбить чашку, главное… чашку…», – зациклился на одной мысли Кирилл и всучил стакан Матвею.
Туман застлал глаза и тут же превратился в непроницаемую тьму.
Это было страшно и завораживающе. Впереди простиралась бесконечность, но ему было тесно. Кругом царила вечность, но ему не хватало времени. И Кирилл понял, что он – Вселенная. Он постоянно расширялся, раздвигая, ломая, преодолевая рамки пространства и времени. Оглянувшись через плечо, Громов разглядел мириады галактик. Они его повлекли, словно забытые, но по-прежнему любимые старые игрушки.
Кувыркаясь среди звезд, Кирилл чувствовал в каждой частице, во флуктуациях вакуума, в бесконечном покрывале темной энергии присутствие Черной Невесты. Богиня с заботливым нисхождением дарила своему ребенку счастье. Громов купался в его лучах, надеясь остаться в этом
Слившись со звездой, Кирилл почувствовал ее ласковый жар. Присвоив его себе, он вспыхнул сверхновой, затмив своей яркостью всю галактику. Оставив за спиной скуксившуюся нейтронную звезду, он снова полетел к краю Вселенной, но наткнулся на непреодолимую стену.
Волна счастья схлынула. Кирилл начал биться о преграду, словно глупая муха об стекло.
Стена исчезла, появилась боль и холод. Он застыл, но удары продолжались. Кирилл открыл глаза и тут же закрыл – его поливали ледяной водой и били по щекам.
– Очухался, – сквозь гул в ушах услышал он голос Митрича.
Кирилл заплакал – он хотел обратно в космос. Следующая порция воды смыла слезы и ускользающие, словно утренний сон, терпкие грезы.
– Ну, слава Богу, – произнес Матвей. – Отец мне за это спасибо вряд ли скажет.
– А я тем более, – садясь, добавил Громов.
Голос прозвучал сипло. Все тело ломило, будто после нескольких часов в тренажерной центрифуге.
– Зачем вы это сделали? – звездолетчик переводил укоряющий взгляд с Варвары на стариков.
Сам он сидел на полу в обширной луже. Вода продолжала растекаться, захватывая новые территории, подбираясь к мешку со злополучным чаем.
– Кто ж знал, что туда порошка подсыпали, – развела руками Варя. На лице застыла виноватая мина. – Прости меня.
– Как я мог забыть проверить чай дозиметром? – сокрушался звездолетчик. Глянув на невозмутимых стариков, он спросил окрепшим голосом: – И почему Карлу хоть бы хны?
– Он старый наркоман, привычный, – объяснил Митрич. – У него от таких доз даже в носу не засвербит.
Кирилл поднялся на слабых ногах, чувствуя себя жалким и униженным. Датчик здоровья предупреждал о «сильной слабости организма», требуя поесть, ввести витаминные препараты и хорошенько выспаться. Громов чувствовал это и без него.
– Пойдем, я все посмотрел, – сказал Кирилл и, кисло улыбнувшись, добавил: – Спасибо за чай.
Матвей попрощался со стариками за руку, извинился перед Варей, что не попробовал суп и зашагал за удаляющимся Громовым.
– Самое жуткое в этом наркотике, что я помню все галлюцинации в мельчайших подробностях, – сказал Кирилл, когда они подошли к дверце, возле которой случилась драка.
– Он полностью меняет реальность, – кивнул Матвей. – Словно телепортируешься в другой мир.
– Долго я валялся?
– Доза крохотная была, – покачал головой Матвей. – Не больше часа. Правда, ты то спокойно лежал, то начинал смеяться, извиваться, в ладоши хлопать.
«Как несмышленый ребенок. А там я был почти всесилен, – подумал Громов, – что же происходит с сознанием от большой дозы?»
Они подошли к посту. Там по-прежнему сидела Лера.
– Принял, дурачок, – покачала головой женщина, бросив на Громова быстрый взгляд. – Ну и слабаки же вы мужчины.