Меценаты зла
Шрифт:
Повторная дорога с дополнительным грузом казалась бесконечной. Кирилл отрывал руку от троса и молниеносно переносил ее двадцатью сантиметрами выше, чтобы не сползти обратно. Иван своими жалкими попытками помочь больше мешал.
Иван стонал, мышцы Кирилла жгло огнем. Казалось, спустя вечность они добрались до веревки. Перецепив карабин с троса на ремень Поэта, Громов подстраховал и себя.
Иван нашел в себе силы сделать последний рывок. Они шагали по стене, перебирая руками по веревке. Кирилл, словно тягловый мул, тащил за собой Поэта. Сверху пытался
Наконец под ногами Громова была надежная опора. Вдвоем с Жаком они с легкостью подняли застывшего на веревке Поэта. Кирилл повалился на пол. Казалось, стучащие в голове молоточки пробьют череп, а жжение в мышцах испарит кровь и испепелит руки вместе с костями и кожей.
– Назад дороги нет, – оттаскивая вещи от края, сказал Жак. – И вверх тоже.
Обессиленный Иван на четвереньках подполз к звездолетчику. Глаза его застилали слезы.
– Я обуза, но ты меня спас, – произнес Поэт. – Кирилл, спасибо тебе. Я так мечтаю умереть под солнцем…
– За это можешь не переживать, – спустя полминуты сказал Жак, так и не услышав ответа Громова. – Все умрем.
– Дайте воды, – устало попросил Кирилл, с неохотой перебираясь в сидячее положение. Пол и стенка на ощупь были приятно прохладные.
Поэт поспешно протянул другу открытую бутылку.
– За удачный побег, – сказал Громов и позволил себе выпить почти пол литра.
Жак и Поэт допили остатки и спрятали бутылку в рюкзак. Впереди неизвестность, а воды вряд ли хватит больше, чем на пять дней. Если им не повезет выбраться сразу, но они найдут источник, то каждый литр будет на вес золота.
– Сколько осталось заряда? – кивая на оружие, спросил Громов.
– Парализатора на полсотни выстрелов хватит, – сказал француз. – А в плазматроне еще полмагазина.
– И у меня запасной, – кивнул Кирилл. – Отдохнули? Пойдем!
Звездолетчик встал. Несуразный темно-зеленый рюкзак оказался за спиной, ружье повисло в петле. Парализатор забрал Жак. Поэт остался без оружия.
Громов снял кошку с решетки. Смотанная веревка заняла почти треть рюкзака. Потолок, пол, стены широкого невысокого коридора были однородной, темно-серой каменной массой. Кончился он также безлико, как и начался.
Друзья прошли подряд сквозь две двери. Электрические замки давно не подпитывались, и аварийная система электроснабжения, прежде чем вырубиться окончательно, отодвинула все засовы. Кирилл мысленно поблагодарил проектировщиков, которые учли даже такие мелочи.
– Иногда мне кажется, – тихо сказал Жак, – что на Тайле больше зданий под землей, чем на поверхности.
– Тише, – шаря лучом фонаря по небольшой коморке, сказал Кирилл. – Коридоры, двери, залы… и все пусто. Ни оборудования, ни мебели – ничего.
В следующем помещении мужчины ступили на мягкий ковер пыли. Поэт разразился чередой громогласных чихов.
– Это тебе не бункер с принудительным кондиционированием, – хмыкнул Жак. – У вас там у каждой бактерии на заднице клеймо. Наверху все не так.
Француз напоминал бывалого капитана, который подтрунивает
Все двери открывались от легкого толчка, и Громов начал беспокоиться. Отсутствие трудностей на пути обычно предвещает крупную проблему в конце.
– Интересно, далеко до поверхности? – спросил Жак.
– Не больше сотни метров, наверное, – пожал плечами Кирилл. – По идее прямо над нами должно быть метро.
– Снова петлять, – вздохнул Жак, – как же мне надоели эти подземелья.
– Зато наверху про нас, наверное, уже забыли.
– У правительства Тайлы память о врагах проходит только вместе с их смертью, – горько сказал француз. – У нас это каждый обыватель знает.
– Жестокая планета, – вздохнул Поэт. – Она отравляет даже самые благородные сердца.
– Да-а, – протянул Громов с иронией. – Уже на орбите я без раздумий стал убийцей. – Помолчав, добавил: – Так удобно валить все на планету.
– В каждом городе люди немного разные, – поддержал Ивана Жак. – Что уж говорить о планетах.
– Все зависит от того, с каким настроем шла колонизация, – уверенно заявил звездолетчик. – Люди летели на Spes, чтобы работать. Много, трудно, самоотверженно. Большинство людей такие и есть – сильные и трудолюбивые. Систему Ганга колонизировали люди, желающие служить всему человечеству, любящие природу. И что получилось? На Индре живет четыре миллиарда здоровых, состоятельных людей, а на Кришне – девяносто миллионов лучшего населения человечества. Не зря Кришну называют планетой-аптечкой. Продолжительность жизни увеличилась вдвое, смертность уменьшилась – в десятки. Потому что те колонисты мечтали о чистых планетах, которые станут опорой и прибежищем всего объединенного человечества. – Кирилл перевел дух и закончил монолог. – А на Тайлу летели гордые, самовлюбленные индюки, желающие затмить своим могуществом старушку Землю.
– А Марс и Луна? – с интересом спросил Поэт.
– Полуколонии. Луна – научная лаборатория. А Марс – загородный дом землян. Хотя для меня он значит многое – там я учился быть быстрее гепарда, сильнее медведя, выносливее мула и скрытнее ирбиса…
– Научили? – с улыбкой поинтересовался Жак.
Кирилл пожал плечами.
– Вряд ли это возможно. Но что-то я уяснил неплохо.
– А здесь чище, – заметил Поэт, когда они вышли в коридор.
– И воздух как будто свежее, – согласился с ним Жак.
– Вот и замолчали, – приказал Кирилл. – Не хватало еще из-за болтовни куда-нибудь вляпаться.
Француз сделал большие глаза.
– Поэт, ты не припоминаешь, кто нам только что устроил политически-нравственную экскурсию? – спросил он.
Иван засмеялся и резко смолк, когда Громов поднял руку. За поворотом виднелась полоска света.
– Погасите фонари, – прошептал Кирилл, доставая из петли плазматрон.
Друзья укрылись шелковым одеялом мрака. Жак взялся за парализатор и медленно зашагал следом за звездолетчиком. Безоружный Поэт шел замыкающим.