Меч без ножен. «Помирать, так с музыкой!»

Романов Герман Иванович

— А вот и усадьба, где мы прошлый раз беду пересидели! — с тщательно скрываемыми нотками радости произнес Прокоп, и Андрей увидел, как оживились все орденцы.

И было отчего…

Одиноко стоявший двор, явно обеспеченного и зажиточного в прошлом крестьянина, больше всего напоминал Андрею из прочитанных им когда-то ранее книг усадьбу русского боярина, приготовившегося к отражению набега крымских татар.

Именно с таким добротным сооружением встретился сам Андрей в тот первый раз, в Запретных землях еще. Только на этот раз дом был побольше размером да вместо

окон имел узкие бойницы, на половине из которых еще уцелели ставни. Частокол был поставлен из заостренных толстых бревен, которые без видимого ущерба простояли все эти годы.

— Здесь можно отбиться! — после недолгого созерцания вынес свой вердикт Андрей и принялся живо распоряжаться, понимая, что времени остается позарез, а нужно не только укрепиться, но и сварить ужин. Иначе ночью придется плохо…

— Зволин, проверь частокол и ворота, где надо будет, укрепи. Да хорошо! Возьмешь Ингвара в помощь. Арни, на тебе лошади — помести их в самую крепкую конюшню, и чтоб окон в ней не было да потолок надежный. А ворота снаружи телегами привалим, не то что волки — люди замучаются оттаскивать. Бери Прокопа в подручные!

Андрей осмотрел усадьбу еще раз, скрипя зубами от бессильной ярости: все это добро брошено из-за каких-то мерзких тварей — целых три селения и два хутора, где раньше чуть ли не полтысячи живых душ проживало, с земли кормилось да еще подати немалые платило.

И где они теперь?!

В чужих краях горе мыкают, хорошо еще тем, кто в кабальные холопы попал, там хоть кусок хлеба перепадает, а остальные ведь с голода мрут! И что интересно, вот на этот тракт решение о Запретных землях не вводили, мора тут не случилось. Но они таковыми стали — люди сами отсюда сбежали, те, кто успел это сделать, конечно.

Ведь как ни крути, даже сейчас можно спокойно три сотни смердов здесь поселить — дома и строения подновят, леса кругом много, а местные мужики с топором в руках рождены. И заросшие пашни подымут за год, и тракт снова заживет. А выпасы для скота просто отличные — трава густая, даже первый снежок не в состоянии ее скрыть.

— Чеслав, на тебе ужин! Дитрих и Фридрих! Приготовить дом к обороне — лишние бойницы закрыть, оставить четыре, по одной на сторону света. Заготовьте больше факелов, думаю, они нам ночью пригодятся, если луна не выползет из-за туч. Да костры сложите полукругом перед домом — нужно будет, зажжем!

Андрей уверенно распоряжался, а мысли в голове текли насквозь житейские — каждый день в Белогорье да Притулу то беглый холоп являлся, пожелавший вступить под знамена ордена, то бобыль, желающий на своем клочке земли трудиться.

Таких привечали в Бяло Гуру особенно хорошо — девок да вдов намного больше, чем потенциальных мужей, а потому лишние рабочие руки примака в хозяйстве никому не мешали.

Раз в неделю то одна, то сразу две семьи прибывали — со скарбом, скотиной да стариками, из сел, что под панское ярмо попали, беглецы. Встречали их тоже радушно, хотя селить было уже негде — отводили лес под хутор, и пусть дальше сами выживают. Эту зиму на их содержание хлеб отец Павел даст, а дальше как хотите!

Хотя без пашни

прокормиться — довольно проблематичное занятие, а лес зверьем и дичиной давно оскудел, это не сибирская тайга, где с голода не умрешь, если руки откуда надо растут.

— Раскаркались, твари!

Андрей сплюнул, негромко выругавшись сквозь зубы. В груди ныло предчувствие чего-то нехорошего, неизбежного: у опытного вояки так бывает перед доброй дракой всегда, как у плохого понос. Но деваться было некуда, сам сюда пришел, да еще с собою людей привел, а потому нужно думать, как победить, а не о том, как погибнуть.

Да и не только за себя, в конечном счете, им тут всем сражаться предстоит: за будущее ордена, за веру в него людей, ведь тут целые селения да хутора пустуют, большие поля сорняками позарастали — если заселить народом и года три подати не брать, то мощную опору приобрести можно, да и словакам помогать легче станет.

ГЛАВА 2

— Вы слышите, слышите?

Крестоносцы, до того вольготно расположившиеся на лавках, переваривая вкусно приготовленный и обильный ужин из пшенной каши с убоиной, живо встрепенулись и разом схватились за оружие.

— Воют… — совсем упавшим голосом произнес Прокоп и машинально втянул голову в плечи. Андрей зло усмехнулся — вбитый в детстве страх легко не избудешь, даже спустя годы.

В последний раз, когда люди решились выбить отсюда нечисть, по приказу местного магната в осаду на хуторке засели баронские ратники, не успевшие встретиться с переселенцами, побоявшимися темноты и оставшимися в Лори.

Но волки сюда не полезли, зато вырезали тех, кто остался в деревне. В ту ночь все собравшиеся в этом доме с липким ужасом слушали дикие крики терзаемых людей да клацали зубами от ужаса, постоянно молясь и надеясь, что их минует чаша сия.

Так уж устроен человек, что зачастую желает, чтобы несчастье обратилось на ближнего своего, но самого не затронуло. И зачастую ведет себя так даже тогда, когда есть возможность встретить зло купно, сообща и со стальным мечом в руке.

Но ведь тогда придется рискнуть и даже умереть, а людская натура, та часть, которая замешана на собственной шкуре, на сохранении ее родимой, завсегда свое возьмет.

Не у всех такое произойдет, но у многих точно, число которых всегда больше. И в его времени кто погибал в Чечне, спасая других, а кто капиталы сколачивал и ехидно ухмылялся, крутя пальцем у виска…

— Воют!

Теперь и сам Андрей ясно слышал тягучий волчий вой, пронзительный и страшный, от которого выворачивало душу наизнанку.

Причем с каждой минутой этот дьявольский концерт креп, становился громче и громче, словно набирал силенки на их страхе. Или просто волки подходили к частоколу все ближе и ближе?

— По местам, братья! — негромко скомандовал Андрей, прильнув к заранее открытой бойнице.

Таких было всего четыре, по числу сторон света, и у каждой два бойца, один из которых был матерым ветераном. Сам он взял себе напарником Прокопа — ибо командир должен быть воспитателем бойца.