Меч эльфов. Рыцарь из рода Других
Шрифт:
Зверочеловек
Леон положил руку на тяжелый засов и попытался мысленно защититься от того, что его ожидало. Затем открыл двери темницы. Зверочеловек, скрючившись, лежал на пороге. Свет факелов, горевших за спиной Леона, казалось, ослепил лежавшего. Он заморгал.
Примарху хотелось бы уметь угадывать, что творится в этой лисьей голове. Мочь прочесть по чертам лисьей мордочки так же, как умел читать по лицу человека. А еще ему хотелось, чтобы этот чертов тролль не так вонял! Вонь в камере стояла
Леон посмотрел на гигантскую фигуру, которая, растянувшись, лежала на полу камеры. Огромные лапы были не далее, чем в полушаге от двери. Опасно близко.
Но Леон знал, насколько крепки железные путы на ноге чудовища. И какова длина цепи, крепко сидевшей в стене.
— Ты хочешь извиниться за то, как вы размещаете своих гостей, Седовласый?
— Думаешь, дерзкими речами ты можешь заслужить себе лучшую квартиру? — ответил Леон.
Какое же искажение божественного творения представляет собой это существо. Еще хуже, чем тролль. Наполовину человек, наполовину зверь. И эти самые ужасные. Леону уже встречались конелюди, видел он и человека-быка. А из старинных свитков ему было известно об Альвенмарке, где было еще много таких же ужасных существ.
— Ты хорошо говоришь на нашем языке, человеколис. — Леону приходилось прилагать немало усилий для того, чтобы презрение не слишком чувствовалось в его голосе.
— Это важно для лазутчика! — Человеколис потянулся и сделал вид, что ему очень удобно на пороге. — А я — хороший лазутчик.
— Хороших лазутчиков не так-то легко поймать.
Человеколис уставился на него. Проклятая звериная морда!
Ничего нельзя по ней прочесть.
— Спроси-ка у Жаболицего, согласится ли он с тобой по поводу того, что меня было легко поймать.
Леон невольно рассмеялся. У этой маленькой сволочи есть рот, да и язык подвешен хорошо. Но тут же снова взял себя в руки. Нельзя позволять себе такого!
— Мне кажется, новое лицо лучше подходит к его характеру, — продолжал зверочеловек.
— А тебе не кажется, что твое лицо подходит к твоему характеру? — ответил Леон.
— Думаешь, тебе станет легче, если я сейчас скажу «да»? Думаешь, мы одинакового мнения о характере лис? Или о лутинах? Ты вообще сумел бы различить лисьи мордочки? Спорим, если бы у тебя в темнице была дюжина лутинов, мы все казались бы тебе одинаковыми. Ты никогда не был бы уверен в том, кто именно сейчас перед тобой.
— Я не затрудняю себя умозрительными проблемами, зверочеловек. Может быть, у нас есть еще парочка тебе подобных. Может, даже самочка? Здесь в темнице есть только ты и этот полоумный, вечно голодный тролль. И тебя не спутаешь. — Человеколис повел одним ухом, когда речь зашла о тролле. Может быть, на этом стоит построить игру?
— Тролль довольно неприятный сосед.
— Ах, ты так считаешь? Мы, лутины, умеем находить общий язык с троллями. Наши народы объединяет давняя дружба.
— И поэтому ты лежишь на пороге, не так ли?
Человеколис
— Нет, человеческий сын. Все не так, как кажется. Моего товарища по камере охватила такая радость, когда он увидел меня, что он хотел заключить меня в объятия и прижать к груди. Не то, чтобы я испугался… Тролли могут быть очень чуткими, Седовласый. Но запах изо рта! При всей дружбе между нашими народами это как раз то единственное, с чем мы с трудом справляемся. Потому что у нас, у лутинов, очень чувствительный нос. Поэтому я немного отошел, хотя мне глубоко стыдно этого своего невежливого жеста.
— Как ты думаешь, чего я от тебя хочу? — спросил Леон.
Человеколис почесал за ухом.
— Узнать, какие духи больше всего любит моя королева?
— А ты это знаешь?
Вопрос, казалось, выбил человеколиса из колеи. Он привстал. Потом снова издал лающий смешок.
— Сейчас у тебя почти получилось. Но я не скажу, насколько я приближен к королеве. Думаешь, она послала бы шпионить существо, близко знакомое с ее парфюмерией, а может, и другими тайнами?
— Мои лазутчики — люди, которым я доверяю!
Человеколис заморгал.
— Это меня несколько успокаивает. В таком случае Альвенмарку нечего опасаться рыцарей Древа Крови. Особенно хорошим лазутчикам доверять нельзя! Корни этого лежат в сути их таланта. Они суют нос во все тайны. Как раз это и делает их хорошими лазутчиками.
— Как ты думаешь, на что я пойду, чтобы вырвать у тебя твои тайны?
Человеколис зевнул.
— Обычно вам, людям, ничего, кроме пыток, в голову не приходит.
— Обычно это помогает.
— Спроси-ка Жаболицего, помогла ли порка.
— Так ты, значит, крепкий орешек.
Лутин был ниже трехлетнего ребенка. Леон не мог себе представить, что человеколис продержится достаточно долго, если всерьез попытаться допросить его под пытками. Но примарх понимал также, что гораздо больше можно узнать, если найти другой способ заставить этого выродка говорить.
— Ты имеешь в виду, что я не похож на крепкий орешек? А кто ты, собственно говоря? Священник? На хорошего воина ты вообще-то не похож.
— Почему?
— Потому что у тебя, по всей видимости, трудности с уклонением от ударов меча, если приглядеться к твоему лицу повнимательнее.
Леон ощупал сеть шрамов вокруг глаза.
— Это был всего лишь неудачный день. Обычно я еще и плохой палач. Со мной или говорят, или не говорят. С молчунами мне делать нечего. Ты признался, что являешься лазутчиком. За это я тебя казню. И обещаю, что это произойдет особенно неприятным способом. Через три дня все будет кончено. Если ты передумаешь и заговоришь, я тебя пощажу. Пытать не буду. Можешь подумать о том, кто ты есть на самом деле. Человек чести, который унесет с собой тайну в могилу, или тот, кто ценит свою жизнь выше верности. Мне очень интересно, к какому выводу ты придешь.