Меч и Крест
Шрифт:
— Рождество Христово? — Она уже ничего не понимала!
— Вы поминали Его ровно двадцать раз, с тех пор как я вас знаю. И не вспомнили ни разу.
— Бога? Так кто же вы, наконец? — не выдержала непонимания Маша. — Огненный Змей? Воланд? Демон?
— Можете называть меня так, — прервал ее он скучливым жестом руки, — если вам будет от этого легче. Демон. Димитрий, Демьян, Ян… Я привык. Но я всего лишь дух этого Города. Это, конечно, не так интересно, как то, что придумали себе вы, — Огненный Змей, обращающийся в прекрасного юношу, соблазняющего юных дев и приносящий кровавые жертвы.
— Страшна, — прошептала Маша.
— …слишком скучна, — усмехнулся он без тени веселья. — Скука — вот главная проблема нынешних homo sapiens. Я всегда говорил это Кылыне. Но она не верила мне. Она слишком верила в людей и не хотела понять: они изменились, они уже не способны принять правду.
— Какую правду? — безнадежно запуталась она. — Ты — Отец лжи! Ты погубил Мира. Он написал о тебе! И описал тебя. «Один в трех лицах, и он — обман»!
— Он описал тебя, — устало констатировал трехликий. — Вы так и не поняли, уважаемая Мария Владимировна? Он был уверен, что Дьявол — вы! Три ведьмы, помогавшие ему. И погубившие его!
— О-о-о… — опала Маша.
— Вы хотите увидеть Дьявола? — невесело засмеялся брюнет и, расстегнув темно-синюю рубаху, обнажил на груди потертый кожаный мешочек, почти такой же, как был у Миши.
Ночноглазый рывком сорвал его с шеи. Положил на ладонь. Ослабил шнурок. И заинтригованно вытянув шею, Маша увидела, что нутро кожаного четырехугольника таит непонятную бурую и рассыпчатую горстку.
— Что это? — спросила она, уже зная ответ.
— Земля.
— С кладбища, — понимающе кивнула она.
Ночноглазый покачал головой.
— С капища? Из Чернобыля? Злая земля, из Кирилловки? — Маша почувствовала себя тупой участницей ток-шоу. — Это прах? Прах мужчины, умершего от неразделенной страсти? Нет, — осенило ее, — Присуха! Мир был прав! Дьявол — любовь!
— Я же говорил, — удовлетворенно кивнул брюнет, — вы вечно жаждете чего-то интригующего, будоражащего, запретного, страшного! Жертв, крови, порока, смерти и страсти… Или впадаете в иную крайность и требуете от вашего Бога спасительных чудес, бесплатных подарков, лучезарных знамений. Потому и придумываете себе Дьяволов и Дедов Морозов, — иначе вам неинтересно… Но это просто земля.
— Просто земля, — повторила Маша.
— Та самая, которая лежит у вас под ногами! Но тысячу лет назад люди приносили ей жертвы и праздновали дни, когда она просыпалась весной. И пытались умилостивить ее, зная, что она одна может наказать их голодом и озолотить урожаем. И любили ее, как мать, давшую им жизнь, и как часть себя, ибо, свершив свой земной путь, они опять становились ею.
— Вы имеете в виду, что все сатанинские обряды — лишь некие рудименты язычества? — недоверчиво скривилась студентка исторического.
— А разве вы не знали этого всегда? Разве не этому вас учили с первого курса? Но ведь это так скучно… Это почти невыносимо: принять такую банальную, земную, сермяжную правду… — Он сделал тяжелую паузу и недоуменно качнул головой. — Нет, я не в силах понять, отчего вы так самовлюбленно убеждены, что стоит вам объяснить чудо — оно перестает быть чудом? Вы — не способные синтезировать даже клетку!
— И строим самолеты, вместо того чтобы просто летать…
— Да, — улыбнулся он ей, и впервые за весь разговор его улыбка стала если не теплой, то, по крайней мере, комнатной температуры. — Вы слепцы, которые придумали себе тысячи костылей. Но ты уже стала ведьмой. [12] Ты знаешь то, чего не знают они. Теперь тебе надо научиться видеть. И перестать мучиться бесконечными вопросами и терзаться, не в силах найти на них ответы, в то время как, чтобы получить их, достаточно только оглядеться по сторонам…
12
Ведьма — происходит от слова «ведать», «знать».
Маша машинально огляделась, но вместо многочисленных ответов на вопросы увидела лишь меч, лежащий на полу и, видимо, оброненный Васнецовым во время возвращения на собственное полотно.
— Нужно вернуть, — некстати озадачилась она целостностью шедевра.
— Кого? — понуро спросил ее собеседник.
— Меч, видите, он случайно обронил…
— Случайностей не существует, — раздраженно парировал он в своей обычной манере.
Но на этот раз Маша разглядела в его абстрактном утверждении нечто вполне конкретное и перспективное:
— Вы хотите сказать…
— Я ничего не хочу сказать, — излишне резко оборвал ее он. — Кроме того, что уже сказал. Оглянитесь же, в конце концов! — взрычал он. — Неужели вы до сих пор думаете, что могли получить власть случайно? Что кто-то случайно выпил ведемское зелье? Что стенд мог случайно стоять…
— Вы поставили его у картины? — обрадованно вскрикнула Ковалева. — Вы пытались помочь мне?
— Не я! — разозлился тот еще больше.
— «Былины воспевают его как главного из трех богатырей», — обратилась Маша к более вежливому стенду. — «Когда я держал в руках меч главного богатыря…» Прахов нашел в пещерах меч… Этот! Тот самый, которым Добрыня победил в Кирилловских Змея! — Она подошла и попыталась приподнять богатырское оружие. Это ей удалось с превеликим трудом: меч весил немногим меньше, чем сорокапудовая палица Ильи. — Он показал его Васнецову. И тот написал меч по образу настоящего меча. Я воскресила его. Но кого же он победил им? Землю? — Это предположение выглядело совершенно абсурдно. — Кто же тогда Змей?
Она вновь недоуменно огляделась вокруг и вдруг замерла, удивленно открыв рот. Ответ на ее вопрос был перед ней, на соседней стене, и у ее ответа было пять голов, из которых вырывалось пламя и белая табличка с черными безапелляционными буквами:
«Бой Добрыми Никитича со Змеем Горынычем»
— Но это невозможно. Невозможно! — залопотала она, глядя на неизвестную ей картину Васнецова. — Это же Змей. Змей Горыныч! Это — сказка! Только не говорите мне…