Меч и Крест
Шрифт:
— Но нужно как-то найти ее, предупредить, — заволновалась Маша.
— Поздно. Она не станет вас слушать! — сверкнула глазами Белладонна.
— А Дьявол? Змей? — бледно спросила студентка.
— Он будет с ней. А она с ним…
— И что это значит? — дернулась Даша.
— Это значит, — вымолвила Белладонна, тщательно выговаривая каждый слог, — что сегодня ночью погибнет Город!
— Наш? — глупо переспросила Маша.
— И мы? — глупо уточнила Даша.
Кошка вернулась к принесенному ею растению и неприязненно
— Это кочерыжник, — муркнула она. — Я нашла вам. Но поздно.
— КОЧЕРЫЖНИК? Это?! — Даша, склонившись над неприглядным зеленым цветком, сощурилась так, будто стала вдруг безнадежно слепой и близорукой. — Это цветок папоротника?! Настоящий? Но он цветет только в полночь! Одну секунду! А сейчас…
— Чушь! — фыркнула кошка. — Папоротник — не будильник! Он цветет, когда дозреет… А завязывается в дни солнцестояния.
— Но солнцестояние — сегодня, на Купалу! Так написано в книге! — опровергла Даша.
А Маша бросилась к перелистному календарю на бюро доказать неграмотной кошке их правоту с цифрами в руках.
— «6 июля. Заход солнца 21.10. Долгота дня 16.15», — прочитала она и поразилась, перейдя на предыдущие страницы: — Слушай, и впрямь не сегодня! Самые длинные дни в июне! 21-го и 22-го долгота 16.27. Может, со стилями напутали… Или у наших предков не было секундомера, и они определили приблизительно. Немного ошиблись.
— И за тысячу лет никто не додумался их поправить? — застонала Землепотрясная. — Черт, никому верить нельзя! Никогда не поймешь, где у вас сказка, а где история. Все твои историки — лохи! И ты тоже! Это у вас называется наука!
— Сжуйте кочерыжник, — угрюмо предложила Белладонна. — Только это вам не поможет.
Пуфик жалобно замяукала, прижимаясь к Дашиным ногам.
— Вот тебе и конец света в 21.10! — заплакала в унисон с ней Даша. — Одна радость, я его таки увижу! Только я — не Арнольд Шварценеггер. А Дьявол — не Робин Танни…
— Чтобы победить его, нужно быть настоящим богатырем. Муромцем, — печально закончила Маша, мысленно оплакивая свою погибель в расцвете лет.
— Че-че? — Чуб чудовищно скривилась, судорожно схватилась за нос и, сделав безумный круг глазами, подорвалась с места: — Не хнычь, Пуфик, мамочка всех спасет! Собирайся, Масяня! Быстрей! Да бумажки, бумажки свои не забудь! Ту, про воскрешение из праха…
— Зачем? — остолбенела Маша и вдруг потрясенно поняла невероятное Дашино намерение. — Ты хочешь воскресить Илью?! О боже! Нет!
— Да! — отчаянно сказала Чуб. — Я задницей чувствую — все получится! Раз уж мы в прошлое вошли… Доверься мне! Да и что нам еще остается?! Тут либо пан, либо пропал! — Даша остервенело схватилась за метлу с двумя седлами.
И Маше не оставалось ничего, кроме как довериться Дашиной заднице.
Проезжая парадный
Ворота исчезли за поворотом, но в поджелудочной остался неприятный, несформулированный осадок — ощущение какой-то затаенной неправильности происходящего, рожденной, впрочем, вполне возможно, неистребимой горечью разжеванного и кое-как проглоченного кочерыжника, потребляя который Маша чувствовала себя полной идиоткой.
Мопед притормозил у ворот в ближние пещеры. Наездницы спешились. Даша поспешно, Маша раздражающе медленно.
— Где Илья лежит? — деловито вопросила Чуб, опираясь на метлу. — Ты знаешь?
— Нельзя идти в Лавру с метлой, — глядя на нее исподлобья, ответила Маша.
— А что, я ее здесь брошу? Сопрут же!
— Нельзя. Это Лавра!
И в ту же секунду несформулированная и горькая неправильность стала осознанной и оттого еще более неприятной.
Нельзя прибивать людей на Святую Браму! Нельзя идти с ведьмацкой метлой на Святую землю! Нельзя воскрешать колдовскими заклятиями мощи преподобного…
Нельзя — и все!
Плохо. Пусть даже погибнет Город!
— Идем! Не тормози.
Не дожидаясь ее, Даша зашагала в сторону ворот бодрой пружинистой походкой.
«Мама, что мне делать? Что мне делать, мама? — невменяемо прошептала про себя Маша. — Скажите…»
Она инстинктивно отпрыгнула в сторону, закричав.
Поравнявшись с белыми воротами, Чуб вдруг отшатнулась назад, точно ошпаренная кипятком, с криком хватаясь за лоб обеими руками.
Метла со стуком упала на асфальт.
Даша выла, наклонив голову:
— Ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы!
— Что? Что? — бросилась к ней напарница, пытаясь заглянуть той в лицо.
— Жжет! Обожгло… — промычала та, болезненно картавя. Она слегка раздвинула ладони, и в образовавшейся щели Маша увидела красно-розовую полоску ее лба.
Лоб был обожжен! Обварен!
Отмечен каленым клеймом: ВЕДЬМА!
«Нет!»
Страшась поверить, Маша истерично посмотрела на убегающую вниз дорогу в пещеры, доступную и открытую всем желающим, пытаясь разглядеть там невидимую и непреодолимую преграду, поставленную для них одних.
Помедлив, она двинулась туда, выставив руку и с испуганным указательным пальцем.
— Стой! — горько гаркнула Чуб. — Не надо! Третье правило дедушки помнишь? У моего дедушки, в книжке? Ведьма не может войти в церковь!
— Но мы не ведьмы, мы — Киевицы… — потерянно пробубнила Ковалева.
— Нет, Маша, ведьмы, — жалобно проскулила Даша, по-прежнему упираясь в ладони лбом. — Все. Нам туда путь заказан.
— «Мой Город — не подарок вам, а проклятье! Вы умрете прежде, чем рябая станет любой, а боль сгорит в огне, ибо ваше спасение лежит там, куда вам нет возврата…» — вспомнила Маша слово в слово.