Меч и Крест
Шрифт:
— Но ведьмы не умирают в ночь на Ивана Купалу, — убежденно возразила ей Маша. — Разве что с перепоя! Это ж один из трех самых разгульных ведьмацких праздников.
— Ладно. Я тебе сказала, а ты как хочешь! — надулась Чуб.
— Хорошо. А что ты еще про Купалу знаешь? — попыталась нащупать хоть какую-то версию подруга, знавшая про Ивана Купалу одно: название праздника удивительным образом объединило в единое целое христианского святого Иоанна Крестителя и языческое божество Купало, что, по мнению Маши Ковалевой, было однозначным свидетельством мудрости православия, публично
— Да все! — самовлюбленно объявила Землепотрясная. — Ночь перед праздником Крестителя — это наш славянский Хэллоуин, когда всякая нечисть, типа нас с тобой, может делать абсолютно все, что захочет.
— А еще что?
— Ну, папоротник цветет. Змеи, даже не ядовитые, обретают силу. Купаться без оберега нельзя, потому что водяной именинник и к себе утащит: наверное, все, что опускается в воду в этот день, он воспринимает как подарок. А раньше на праздник язычники девушку топили — типа, ему в жертву. И любовные групповухи на берегу устраивали — тогда это не считалось грехом, а считалось идеальной ночью для зачатия детей.
— О чем это вы? — из кухни вышел Мир с озабоченным, отчужденным лицом. — Я должен уехать, — прилип он глазами к Маше. — Ненадолго. — Мир попытался оторвать взгляд, но не смог. — Ты дождешься меня? Дождись, пожалуйста! Нам, — картинно провел он пальцем по горлу, — вот так договорить надо! Это важно.
— А что случилось? Куда ты? — заволновалась его непоседливая возлюбленная, не дослушавшая жизненно важное объяснение в любви.
— Кока звонил. Он одну практикантку из медучилища подцепил, сейчас в кафе с ней зависает.
— И что она рассказала?
— Много интересного, — абстрактно ответил Мир, с подозрением глядя на Чуб.
Та ответила ему не менее нелюбезным взглядом. Хотя подозрение с Красавицкого было снято, слишком красивые мужчины вызывали у Даши примерно те же чувства, что и у Маши, — слишком крупные купюры.
«А ведь Маша так ничего и не знает про Присуху, — с ужасом осознала она. — Ой!»
— Говори при ней, мы ведь все вместе, — затеребила влюбленного Маша.
— Хорошо, — нехотя выдавил тот. — Есть серьезная зацепка. Практикантка подтвердила, что сумасшедшие вели себя последние две ночи, как настоящие сумасшедшие. Вчера ее не было, ей рассказывали. Но позавчера, когда она дежурила, понадобилось несколько часов, чтобы собрать и успокоить их всех. Митю, например, нашли лишь под утро, под лестницей за ящиками с новой аппаратурой. И на одежде у него была кровь. Они решили, что он поранился, и сразу же отвели его к Снуровскому…
— Митя — это тот шизик, с которым мы утром?.. — возбудилась Землепотрясная.
Мир недовольно поморщился в ее адрес. Лаконично ввел ту в курс дела и снова безудержно прилип взглядом к Маше:
— Митя, — подчеркнул он, — действительно там на привилегированном положении. Эдакий наследный прынц психушки. Во-первых, платник — раскаявшийся отец исправно вносит крупную сумму каждый месяц. Во-вторых, врач «дядя Киря» носится с ним, как дурень с писаной торбой. Но это не самое интересное. — Красавец стал чернее тучи. — Практикантка сказала, что в числе прочей исторической
Глава семнадцатая,
повествующая о том, что люди гибнут за металл
…синее пламя выхватилось из земли; середина ее вся осветилась и стала как будто из хрусталя вылита; и все, что ни было под землею, сделалось видимо как на ладони. Червонцы, дорогие камни, в сундуках, в котлах… Как безумный, ухватился он за нож, и безвинная кровь брызнула ему в очи… Дьявольский хохот загремел со всех сторон.
— Клад гетмана! — взвизгнула Даша. — Все сходится! В ночь на Купалу открываются клады! Но только тому, кто душу нечистому продаст, — помните, как у Гоголя? Вот почему его не пугает бетон: он надеется, что после всех обрядов клад откроется ему сам. Я же тебе сразу про клад сказала! И на Митю указала первая: это он!
— Ты сказала: «да вот хоть он», — угрюмо выправила Маша. Вид у нее был отчего-то недовольный. — Послушай, — разволновалась она. — Обязательно выясни у этой девушки, есть ли у Мити красная ветровка. Ночью папа видел кого-то в красной куртке… А если у Мити такой нет, спроси, нет ли ее у его врача.
— Но и это еще не все. — Мир сумрачно посмотрел на любимую. — Позавчера практикантку послали звать Митю к обеду, и она нашла его возле Кирилловской церкви беседующим с девушкой. Красивой и хорошо одетой. В босоножках с малиновыми цветами…
— Рита? — ошеломленно вскрикнула Маша.
— Скорее всего.
— Ты должен показать медсестре ее снимок! — Маша побежала за рюкзаком и вернулась уже медленным шагом, неуверенно сжимая в руке фото их группы: было видно, что отдавать его ей внезапно расхотелось.
Помедлив, Мир взял снимок из ее сомневающихся рук и замер, уставившись на красное сердечко, которым были обведены их лица.
— Маша, — горько сказал он. — Маша… Я больше никогда тебя не обижу. Я обещаю, что никогда не сделаю тебе ничего плохого!
И Дашу неприятно передернуло от этой фразы, слышанной ею уже пару десятков раз.
«Ну почему, — многоопытно проныла она, — все мужчины начинают любовные отношения с обещания не сделать тебе ничего плохого? И почему до нас доходит только с двадцать пятого раза: если, влюбившись, он вдруг зарекается не делать ничего плохого, это означает лишь то, что до тебя он уже испаскудил жизнь куче баб. Впрочем, этому и говорить ничего не надо, у него это на роже написано — крупным почерком!»
Красавицкий катастрофически не нравился Даше все больше и больше, и не потому, что был так уж плох, а оттого, что был живым и вопиющим воплощением ее вины.
«Через несколько часов Присуха пройдет, и что тогда?.. Она же влюблена, она уже верит, что он ее любит! Может, подпаивать его регулярно?»
Честное слово, ради подруги Чуб была готова даже на это!
— И чего ты в нем нашла? — проплакала она, едва за красавцем закрылась дверь. — В нем же, кроме морды, вооще ничего нету!