Мечь и перо (Часть 1)
Шрифт:
Настроение народа удручающе подействовало на хатиба Гянджи и эмира Инанча. Правитель Гянджи, почувствовав, что толпа настроена враждебно, вытянул шею и что-то шепнул на ухо хатибу.
В тот же момент Фахреддин тихо сказал Ильясу:
– Великолепно! Великолепно! Ты видишь, как настроены люди! Проклятому правителю тоже не по себе. Я уверен, он шепчег хатибу именно об этом.
Никто не слышал, что прошептал эмир на ухо хатибу, только тот ни словом не обмолвился о предстбящем походе на Рей и новой мобилизации в армию атабека.
Церемония
Не успел хатиб спуститься с минбера, люди, не дав дороги ему и эмиру, двинулись вон из мечети. Это нельзя было расценить иначе, как открытое неуважение к правителю города и духовному главе Арана. Толпа на площади сейчас же заговорила об этом.
Перед мечетью поджидали эмира и его свиту оседланные кони, а хатиба и мюридов - белые мулы.
Когда хатиб и эмир вышли на площадь, толпа все еще продолжала шепотом обсуждать случившееся.
Правитель Гянджи, желая продемонстрировать народу свое уважение к хатибу, подошел к его мулу и, придержав стремя, помог ему сесть в седло. После этого он сам вскарабкался на коня, и вся процессия двинулась с площади. Эмир ехал в окружении конных телохранителей и придворных, хатиба сопровождала бесчисленная толпа пеших мюридов.
Улицы наполнились властными возгласами:
– Дорогу! Эй, дорогу!
– Посторонись!
– Головы вниз!
По случаю победы, одержанной атабеком Мухаммедом, эмир Инанч устроил пиршество, на которое были приглашены хатиб и вся знать Гянджи. Именно поэтому эмира сопровождало столько знатных лиц, а за хатибом тянулось такое множество мюридов. Процессия торжественно направлялась к дворцу эмира Инанча.
Желая сократить путь, эмир направил коня в квартал Харабат, чтобы затем свернуть на улицу Эль-Мансура.
И вдруг процессия остановилась. Путь был закрыт. Толпа гянджинцев, следуя по улице Пир-Османа, образовала затор на углу квартала Харабат.
Люди стояли и слушали звуки музыки и песни, которые доносились из окна небольшого двухэтажного дома. Для тех, кто двигался по другим улицам, путь был прегражден.
Эмир Инанч, натянув поводья, остановил коня, а хатиб - своего мула.
Огромная толпа перед домом замерла, очарованная приятным. голосом.
Женщина пела рубай12. Были отчетливо слышны каждое слово, каждый звук уда13.
Эмир и хатиб стояли, как околдованные. Звуки плачущего уда и голос певицы очаровали и их. Забыв обо всем на свете, они восхищенно слушали.
Женщина пела:
Завоевал Китай, Египет, Рим?
Хоть целый мир под перстень подбери,
А что в конце? Холста полсотни локтей,
Земли же три аршина, только три!
Рубай было встречено толпой с большим восторгом. Оно было направлено против власть имущих, поэтому гянджинцы, страдающие от тирании и произвола правителя, начали требовать, чтобы рубаи было повторено. На улице сделалось шумно. Все кричали: "Еще!..Еще!.."
Эмир Инанч спросил у Хюсамеддина14:
– Кто живет в этом доме?
Хюсамеддин
– В этом доме живет знаменитая поэтесса Мехсети-ханум.
– А кто поет?
– Сама Мехсети-ханум. Она обучает музыке и пению девушек наших горожан. Безнравственная женщина. Это та самая особа, на которую месяц назад вам пожаловался наш уважаемый хатиб.
Слова Хюсамеддина были прерваны пением Мехсети-ханум:
В одной руке - коран, в другой - бокал лучистый.
Мы тянемся к грехам, а после к жизни чистой.
Ни в чем мы не тверды, никто из нас - увы
Ни конченый гяур, ни мусульманин истый15.
Едва она умолкла, раздались восторженные возгласы:
– Великолепно!
– Хвала тебе!
Это крикнули Фахреддин и Ильяс.
Толпа вслед за ними зашумела, закричала: "Яша!.. Яша!.."16 Хатиб, дернув поводья мула, подъехал к эмиру Инанчу.
– Вероотступница, негодница! Надо избавить от нее гянджинцев!
В этот момент в окне показалась сама Мехсети-ханум. Она хотела поблагодарить восторженных слушателей.
Это была пожилая, уже седеющая женщина, хотя глаза ее светились по-молодому весело и приветливо.
Даже мюриды хатиба вытянули шеи, желая лучше рассмотреть знаменитую поэтессу, сердце которой по праву считалось сокровищницей многих сотен прекрасных рубай.
Видя это, хатиб приказал мюридам:
– Кидайте камни! Разнесите до основания это гнездо распутства!
Окно захлопнулось - словно солнце зашло за тучу. Звуки уда и пения сменил грохот камней, которые полетели в окна и стены дома. Однако гянджинцы, оказавшиеся свидетелями этого зверства хатиба и эмира, не остались равнодушными наблюдателями. Набросившись на мюридов хатиба, они оттеснили их от дома Мехсети-ханум. Многие мюриды были убиты и ранены. Сам хатиб избежал мести народа лишь благодаря тому, что поспешил укрыться во дворце эмира.
Три дня спустя Ильяс и Фахреддин встретились на улице Пир-Османа. Фахреддин крепко пожал руку Ильяса.
– Все так, как мы и думали!
– радостно сказал он.
– Народ ненавидит эмира Инанча. Но есть одна проблема.
– Какая?
– Необходимо помешать новой мобилизации, объявленной атабеком Муххамедом.
– Это касается не только нашей Гянджи. Надо сделать так, чтобы воспротивился весь Азербайджан. Мы, аранцы, можем не внять приказу атабека, но он все равно мобилизует Южный
Азербайджан.
Фахреддин покачал головой.
– Я с тобой не согласен. Северный Азербайджан всегда выполнял роль предводителя. Столица салтаната находится в Хамадане, поэтому вся тяжесть гнета власти атабека падает на Южный Азербайджан. Если мы начнем, они смогут быстро присоединиться к нам. Для этого нужно, чтобы весть о начавшемся восстании на севере сразу же распространилась по Южному Азербайджану. Более благоприятного момента для выступления нам не найти.
Ильяс на мгновение задумался.