Мечь и перо (Часть 1)
Шрифт:
Атабек смотрел на них и думал, что вот к трону, на котором он сидит, приближаются два великих человека.
Не только годы, но и болезнь подточила силы поэтессы. С одной стороны ее поддерживал Низами, с другой - Фахреддин.
Атабек не смог усидеть и поднялся с трона. А раз поднялся атабек, кто посмел бы не последовать его примеру?!
Эмир Инанч тоже вскочил на ноги, за ним - делегации соседних государств, духовенство и знать Гянджи. Абульулла и хатиб тоже встали.
Атабек, не дожидаясь, когда Низами к Мехсети-ханум подойдут и поприветствуют его, сам быстро пошел к ним навстречу, поцеловал руку Мехсети-ханум, поздоровался за руку с поэтом, затем, взглянув на Фахреддина, сказал Низами:
– А этого джанаба я не знаю.
– Его имя - Фахреддин, - ответил
– Он принадлежит к одной из благороднейших семей Арана, отпрыск рода, который знаменит в Аране своими ратными подвигами, Фахреддин пришел приветствовать элахазрета как представитель
народа Арана. Он мой школьный товарищ и друг юности.
Атабек пожал руку Фахреддина.
– Рад и счастлив видеть вас, - сказал он, затем обернулся к Низами и Мехсети-ханум: - Извините меня! Я должен был сам явиться к вам, чтобы передать приветы моего брата Кызыл-Арслана. Но потом я решил встретиться с вами на этом историческом меджлисе107. Кызыл-Арслан настоятельно просил меня позаботиться о вашем благополучии. С большим прискорбием он рассказал мне, что два таких больших художника существуют за счет единственной коровы. К этому он добавил, что вы ни от кого не принимаете милостей и подарков. Но я осмелюсь утверждать, что нужда и нищета не могут принизить, умалить
величие художников. Садитесь, прошу вас!
Сказав это, атабек усадил Низами по правую сторону от себя, а Мехсети-ханум - по левую,
Завязалась беседа.
Атабек Мухаммед обратился к Низами:
– Выехав из Хамадана в путешествие по Северному Азербайджану, я мечтал услышать стихи поэта Низами лично, из его уст. Сбудется ли моя мечта сегодня?
– Я не пишу хвалебных стихов, - ответил Низами.
– Мне известно, что и вы не любите хвалебных посланий. Ваш брат, дал мне понять это в своих письмах.
– Я очень хотел бы услышать одно ваше стихотворение.
– Какое же?
– Оно начинается словами: "Я бедняк, я счастливец..."
– Извольте!
Низами встал.
В зале наступила тишина. Всем не терпелось услышать знаменитого мастера поэзии. Поэт начал читать:
Я - бедняк, я - счастливец, я судьбой одарен.
В государстве влюбленных поднимаюсь на трон.
Не взираю на злато, злато - язва очей.
Я - бедняк, Но на славу угощу богачей.
Если море бездонно - тщетно море мутить,
Я всегда одинаков, и меня не смутить.
Я - пловец терпеливый, каждый стих мой - коралл,
Я - певец, что возглавил соловьиный хорал.
Из сокровищниц звуков, что разведать я смог,
Будут долго поэты свой заимствовать слог.
Я под стать небосводу, что в полночной тени
Предвещает рассветы и грядущие дни.
Это сердце вмещает безрассудство морей,
Я владею искусством и вселенной моей,
Окончив, Низами сел.
Атабек Мухаммед задумчиво покачал головой.
– Я владею искусством и вселенной моей, - повторил он последние строчки, затем с жаром обеими руками схватил руку Низами и пожал ее.
– А теперь мне хотелось бы услышать голос прекрасной поэтессы - гордости страны.
Мехсети-ханум встала и, обернувшись к присутствующим, ррочла четверостишие:.
Мы пьем вино. "О, есть ли грех страшней!"
Кази кричит, заботясь о мошне.
Мы, правда, кувшины опустошаем,
Но грабить сирых разве не грешней?
Четверостишие было направлено против кази Гянджи, присваивающего сиротское добро. Кази находился в зале.
Затем Мехсети-ханум обернулась к хатибу, который некогда изгнал ее из города, и прочла второе четверостишие:
Завеса между нами до земли.
Не будем поднимать ее. Внемли.
Не то увидят все, что мы с тобою
В греховности друг друга превзошли.
Когда она умолкла, многие, в том числе атабек Мухаммед, кази и хатиб, засмеялись, восклицая: Хвала!"
Атабек Мухаммед поднялся и опять поцеловал руку Мехсети-ханум. Зная, что она нездорова, он позволил ей удалиться.
Иноземным делегациям также было разрешено уйти. После этого атабек Мухаммед приказал своему катибу:
– Принеси поданные мне жалобы,
Катиб принес жалобы, атабек показал их присутствующим.
– Судя по содержанию этих жалоб, аранцы отказываются платить налоги владельцам трех деревень в Мугани. Есть ли у аранцев на это право?! Я не собираюсь подробно заниматься сейчас земельными проблемами. На обратном пути в Хамадан я посоветуюсь по этому поводу с Кызыл-Арсланом.
Присутствующие на приеме хранили молчание.
Низами пристально взглянул на Фахреддина и тот понял, что надо обязательно ответить атабеку.
Он поднялся и спросил:
– Не соблаговолит ли элахазрет атабек назвать деревни, о которых идет речь?
Атабек заглянул в бумаги.
– Деревни называются Арабли, Араб-шахверди и Араббан-оглан. Как указывается в жалобах, мюлькедары потратили на постройку этих деревень сотни тысяч дирхемов108, а для того, чтобы дать воду этим деревням, было вдобавок израсходовано еще несколько сотен тысяч дирхемов, которые пошли на строительство большого канала.
– Очень прошу, пусть авторы жалоб изволят сказать, на строительство какого канала они израсходовали сотни тысяч дирхемов?
– задал вопрос Фахреддин.
Атабек Мухаммед позволил мюлькедарам, подавшим жалобы, ответить Фахреддину. Те сказали, что провели через Мугань канал "Гавур-архы".
Фахреддин попросил слова для ответа. Оно было дано ему.
– Прежде всего хочу сказать, - начал он, - что история деревень, на которые эти джанабы притязают, берет свое начало задолго до арабского нашествия. Упомянутые выше деревни существуют в Мугани со времен скифов, а, может, даже и мидян. Доказательством этого служат найденные могилы, кладбища, и надгробные курганы. Упомянутые в жалобах деревни Арабли, Араб-шахверди и Араббан-оглан достались аранцам от их далеких предков. Как известно атабеку Мухаммеду, все лучшие плодородные земли в местах, куда ступала нога завоевателей, были поделены между ними и их военачальниками. Что касается утверждения, будто эти деревни были построены на деньги .мюлькедаров-арабов, хочу заявить, что прежние названия этих деревень указывают на то, что они не были заложены арабами. Старое название деревни, которую они сейчас называют Арабли,- Аранкенд. Об этом свидетельствуют надгробные надписи. В свое время арабы выгнали из этой деревни, проживающих там аранцев и поселили в их домах своих соплеменников, а деревню переименовали в Арабли. Деревня Араб-шахверди прежде называлась Шахверди, Завоеватели прогнали местных жителей и отдали ее своим землякам, после чего деревня стала называться Араб-шахверди. То же случилось и с деревней Бан-оглан. Она была переименована в Араб-бан-оглан после того, как в ней поселились арабы. Хочу сказать хазрету атабеку, что у азербайджанских мюлькедаров имеются на землю купчие тысячелетней давности, доставшиеся им от отцов и дедов. Если правда, что мюлькедары-арабы купили вышеупомянутые деревни у прежних владельцев, то у них должны быть купчие крепости. Они утверждают, будто эти деревни построены ими? Так или иначе, они должны были у кого-то купить землю для застройки. Кроме этих трех деревень, есть много других, из которых завоеватели прогнали местных жителей и заселили их своими соотечественниками - арабами и персами. Сейчас, в присутствии элахазрета атабека, надо бы поднять вопрос о Мугани. Но прежде, чем перейти к этой важной проблеме, я хочу ответить тем, кто утверждает, будто они создали в Мугани канал "Гавур-архы". История этого канала известна всем. Арабы были не первые, кто грабил Мугань. Еще до них другие пришельцы-завоеватели делили между собой нашу благодатную землю. Канал, который мюлькедары арабы считают своей собственностью, был построен в 320 году до рождества Христова при царствовании Искендера Македонского. Но отбросим, эти факты. Если бы канал "Гавур-архы" был построен арабскими завоевателями - предками этих мюлькедаров арабов, - то его не называли бы "Гавур-архы". Само название говорит о том, что канал был создан нашими прапрадедами до возникновения ислама, - ведь арабы называли наших предков "гяурами".