Мечь и перо (Часть 1)

Ордубади Мамед Саид

Слуги ушли.

Эмир Инанч, желая отметить "историческую" ночь, распорядился устроить пир. Старый визирь одобрил эту идею.

Девицам-виночерпиям, танцовщицам, прекрасным рабыням, молодым симпатичным рабам пришлось порядком потрудиться. Пир затянулся до двух часов ночи. Однако ни о Себе-ханум, ни о Фахреддине не было ни слуху, ни духу. Эмир Инанч и Тохтамыш начали беспокоиться.

Правитель Гянджи, осушив бокал с вином, поставил его на скатерть и обернулся к визирю.

– Кажется, твои опасения были не напрасны.

Тохтамыш, пригубив бокал, сморщился и с горечью во взоре сказал:

– Все живые твари на земле стремятся к свободе действий. То, что им хочется делать, - делают, то, что не

хочется, - не делают. Этим свойством обладают мужчины, животные и даже крохотные муравьи. Не обладают этим свойством лишь женщины. Они не властны распоряжаться собой. Стоит им оказаться рядом с мужчиной, особенно с любимым мужчиной, и они отдают ему всю свою волю, всю власть над собой. Себа разоделась и помчалась на свидание к Фахреддину, словно любовница, рвущаяся в объятия возлюбленного в первую ночь. Фахреддин молод, а Себа-ханум не хуже Дильшад. Почему бы им не простить друг друга?

Тохтамыш погрузился в мрачное раздумье. Эмир осушал бокал за бокалом.

Настало три часа ночи - они все ждали. Ни о Себе-ханум ни о Фахреддине не было известий. Каждый звук, каждый шорох в саду заставлял их сердца трепетать, глаза - зажигаться лихорадочным блеском.

Эмир думал о Фахреддине. Отсутствие Себы-ханум сильно тревожило его. Упаси Аллах, если она попадет в чужие руки и ее честь будет поругана!

"Своей рукой нарядить и отправить на свидание редкой красоты женщину!.. Ну не глупец ли я?! Ах, простофиля!" - ругал себя в душе эмир.

Тохтамыш задумчиво бормотал:

– Наша оплошность состоит в том, что мы поручили важное дело простой рабыне. В женском сердце так же трудно разобраться, как и счесть волосы у них на голове. Я всегда говорил: легче достать звезду с неба, чем постичь характер женщины. Разве она думает о том, что мы здесь околеваем от беспокойства?! Сидит себе и развлекается с молодым человеком. Это ей дороже эмира и чести, пожалованной эмиром.

Правитель Гянджи попытался разубедить Тохтамыша:

– Ты должен верить Себе-ханум. Она не станет зря клясться моей жизнью. А если твои опасения подтвердятся, я велю повесить ее этой ночью за волосы.

Тохтамыш продолжал сомневаться в Себе-ханум. Эмир стоял на своем. Он верил в ее искреннюю любовь и уважение к нему. Вдруг в коридоре раздались шаги. Эмир и Тохтамыш едва не лишились рассудка от радости.

Вошедший в комнату хадже Мюфид с поклоном доложил:

– Пришли Себа-ханум и четыре стражника.

– Стражники пусть ждут, а Себу-хапум впусти, - приказал эмир.

Правитель Гянджи и его визирь не сомневались в том, что Себа-ханум вернулась с победой. Но, едва она переступила порог зала, оба застыли в изумлении,- Себа-ханум была в одном нижнем белье. Увидев эмира, она разрыдалась и лишилась чувств.

Хадже Мюфид принес воды. Через полчаса Себа-ханум открыла глаза, но, заметив у своего изголовья повелителя, опять потеряла сознание. Лишь к пяти часам утра ее с трудом удалось привести в чувство.

– Что за вид? Где ты шаталась всю ночь?- спросил эмир.

Себа-ханум залилась слезами и начала рассказывать:

– Я немного опаздывала. Предчувствие говорило мне, что Фахреддин не будет долго ждать в ивовой роще у мельницы Мусы. Я почти бегом поднялась от реки наверх. В ивовой роще было темно - хоть глаз выколи. Подождала несколько минут - никто не подошел ко мне. Пойти вперед было страшно. У меня тряслись поджилки, я решила вернуться назад и, пробираясь меж камней, двинулась к берегу реки. Ивовая роща была все еще рядом. Однако я заметила, что потеряла тропинку. Тем не менее спуститься к реке.было возможно. Пробираясь в зарослях орешника, я вдруг услышала чей-то голос: "Пришла Тайиба-.ханум!". Вслед за этим меня окружили несколько незнакомых мужчин, подхватили на руки, потащили е кусты и поставили на землю перед каким-то человеком. Тот привлек меня к себе, поцеловал

и спросил: "Где ты задержалась, моя красавица Тайиба? Ты должна была прийти час тому назад. Не сама ли обещала?..". Дрожа от страха, я начала клясться: "Меня звать не Тайиба! Не трогайте меня! Я - Себа-ханум! Я - возлюбленная Фахреддина! Пришла к нему на свидание! "Один из них засмеялся; "Коль так, добро пожаловать, рады тебя видеть! Спасибо Фахреддину! Этой ночью, благодаря ему, будешь нашей гостьей". Сказав так, он протянул руку и сорвал с моей головы чаршаф99. Стоило им увидеть мои драгоценности, как все набросились на меня, точно муравьи. Подлецы срывали мои жемчуга и бриллианты подобно тому, как дети срывают в поле цветы. Они забрали все. Я продолжала плакать и умолять их, но скоты не вняли слезам и продержали меня в кустах до двух часов ночи, потом, забрав всю мою одежду, отпустили.

Эмир чуть не задохнулся от гнева.

– Ах, низкая тварь, я велю повесить тебя за волосы!

Себа-ханум забилась на полу в истерике, сорвала с головы платок и простонала:

– Я хотела сослужить службу хазрету эмиру, и за это мне пришлось принести в жертву свои полосы. Негодяи, боясь, что в ночной тьме могут оставить а моей прическе что-либо из драгоценностей, отрезали мои косы и унесли с собой. На прощание они сказали: "Ступай, передай Фахреддину, если он действительно герой, пусть отомстит нам за твою честь!"

Эмир позеленел от злости.

– А мое письмо Фахреддину?!

– Все отобрали - и письмо, и даже яд, который хазрет эмир дал мне, чтобы я отравила поэта Низами. Эмир вскочил и залепил Себе-ханум пощечину.

– А моя честь?!

Себа-ханум не нашлась, что ответить, - как никак она пять часов провела в обществе незнакомых мужчин.

Тохтамыш счел нужным вмешаться.

– Если бы это гнусное преступление было совершено людьми Фахреддина, нам следовало бы опасаться последствий. Но Себа-ханум уверена, что негодяи совершенно посторонние лица, враждебно настроенные к Фахреддину. Коль скоро это так, бояться нечего. Сокровищница эмира полна драгоценностей, подобных тем, каких лишилась наша Себа. Волосы за месяц отрастут. Приставная коса может помочь делу. Что касается вопроса о чести, и здесь нет ничего страшного. Негодяи запятнали не ту честь, которая была оказана ей вами, а честь Фахреддина. Возможно, знай они, что Себа-ханум носительница чести эмира Инанча, они не посмели бы совершить насилие.

Гнев эмира погас. Слова визиря показались ему разумными. Он вызвал хадже Мюфида и приказал:

– Принеси одежду Себы-ханум! Любая ее просьба для тебя - закон! Но обо всем этом никому ни слова.

Дздже Мюфид вышел.

Тохтамыш стал утешать Себу-ханум:

– В жизни часто случаются подобные неприятности. Человек не должен падать духом. Завтра же начни действовать. Постарайся увидеть Фахреддина и узнать, почему он не ждал тебя в роще. Если насилие над тобой-не дело его рук, пытайся заманить молодчика во дворец. Что касается Низами, вот мой наказ: не теряй из виду своих нищенок. Говоришь, у тебя отобрали яд? Пусть. У хазрета эмира его много. На этих днях надо покончить с семьей Низами. И он, и его жена Рена, и живущая с ними поэтесса Мехсети-ханум должны умереть!

Из глаз Себы-ханум брызнули слезы радости.

– Все выполню, жизни не пощажу!
– воскликнула она.

ХИТРОСТЬ

Встреча атабека Мухаммеда прошла сравнительно успешно, так как была заранее хорошо подготовлена.

Аранцы не смогли ни увидеть атабека, ни пожаловаться ему, ни подняв руки, передать свои челобитные. Десятки тысяч крестьян, которые стекались к дороге, ведущей от Карабаха в Гянджу, чтобы приветствовать нового хекмдара, были вынуждены вернуться в свои деревни, так и не повидав атабека, ибо многих крестьян, пришедших к тракту Карабах - Гянджа, схватили и бросили в тюрьму.