Мечь и перо (Часть 1)
Шрифт:
– Нет, нет, я не верю. Гатиба совсем ребенок, а атабек уже в летах.
– Вспомни историю. Халиф Каимбиэмриллах отдал свою тринадцатилетнюю дочь Сейиду за Тогрул-бека, когда тому было шестьдесят пять лет. Он сделал это неспроста. Точно с такой же целью наш эмир способен выдать двадцатидвухлетнюю красавицу Гатибу за шестидесятилетнего атабека Мухаммеда. Теперь ты понял меня? Этого-то я и боюсь. Мы живем в эпоху, когда подлость и бесстыдство одерживают верх над правдой. Что поделаешь?! Но мы будем продолжать бороться с подлостью и бесстыдством правдой и только правдой. Возможно, сегодня мы потерпим поражение, но наше дело победит в веках. Я дам тебе дружеский совет, никогда не верь тем, кто,
Фахреддин пожал руку Ильяса.
– Верно, мудрый поэт! Но бедняки, на которых мы опираемся, подчас неопытны и простодушны, грабителям и насильникам нетрудно обмануть их. Эмир Инанч ежедневно пытается подстроить мне какую-нибудь пакость. Каждый день я жду новую авантюру. Од подсылает ко мне Себу-ханум, эту испорченную особу!..
Низами нахмурился.
– Неужели и ее действия ты считаешь авантюрами?
– Разве это не коварная авантюра - пытаться заманить меня во дворец?!
– Нисколько. Она пригласила тебя во дворец, ты - уклонился. Что в этом необычайного?
– Есть необычайное. Произошло большое событие. В тот вечер я не пошел к ней на свидание, послав вместо себя несколько отчаянных голов. Они раздели Себу-ханум, отобрали у нее все драгоценности, хорошо позабавились и даже отрезали у нее волосы.
– Как у тебя хватило ума проделать все это?! Измываться над женщиной, отрезать ей волосы - на что это похоже?! Подобают ли подобные действия человеку, который считает себя героем?! Не обижайся, Фахреддин, но я вижу, память о нашей детской и юношеской дружбе не помешает нам расстаться. Мы вынуждены это сделать. Я протестую против такого безжалостного отношения к женщине!
Упреки Низами задели Фахреддина, но не смутили.
– Задам тебе один вопрос, - сказал он, твердо глядя в глаза Ильяса. С какой целью эта бессовестная женщина хотела обманным путем завлечь меня во дворец? Может, она вела меня на пир? Думаешь, там не расправились бы со мной? Как я должен был наказать предательницу, которая добивалась Моей гибели? Ее надо было убить, но я ограничился предупреждением, велев отрезать ее волосы.
– Ты не ошибаешься, тебя хотели убить во дворце. Ты поступил благоразумно, что не пошел туда. Тебе следовало спрятать в карман принесенное Себой письмо эмира и хорошенько отчитать ее, сказать: "Я должен был умертвить тебя за твое предательство, но содеянное тобой и без того станет причиной твоего вечного несчастья!" Уверен, проявленное тобой благородство пристыдило бы ее, и она не стала бы больше заниматься предательством.
– Ошибаешься, Ильяс, горбатого могила исправит. Никакие наставления, никакие кары не выведут Себу-ханум на честный путь. Причина ее личной ненависти ко мне понятна. Эмир пользуется этим и дает ей подобные поручения. А Себа вынуждена их исполнять. Я защищал себя и хотел указать врагу его место. Почему же я неправ?
Низами хранил молчание. История с Себой-ханум, издевательства над ней нарушили его душевное равновесие.
Фахреддин, стоя у окна, растерянно смотрел во двор. На душе у него было нехорошо. Выходит, он снова допустил ошибку, в результате чего может потерять верного друга. Сердце Фахреддина сжалось от страха. Он не хотел думать о том, что они расстанутся. Ведь Ильяс
Ильяс ходил по комнате.
– Вообразить невозможно!
– негодуя говорил он.- Мало того, что женщину обесчестили, ты еще приказал отрезать у нее волосы!
Фахреддин молчал. Он по-прежнему стоял у окна, задумчиво глядя во двор.
Вдруг с улицы во двор шмыгнула оборванная нищенка. Увидев, что у дома никого нет, она быстро подбежала к мангалу102, воровато глянула по сторонам, достала что-то из-за пазухи и бросила в казан, в котором варилась еда. После этого нищенка кинулась назад к калитке.
Фахреддин, как безумный, сорвался с места.
– Стой, подлая!
– закричал он.
В один миг Фахреддин оказался у ворот и, схватив нищенку за руку, потащил к мангалу. Старуха в страхе тряслась. Фахреддин швырнул ее на землю и выхватил из ножен кинжал,
– Говори, что ты бросила в казан?
Нищенка взмолилась:
– Пощади! Не убивай, я ни в чем не виновата.
– Говори, что ты бросила в казан?
– гневно повторил Фахреддин.
Низами недоумевал: что происходит? О чем они говорят?
– Что это значит?
– громко спросил он Фахреддина.
– Как ты смеешь обижать в моем доме несчастную нищенку?
Фахреддин будто не слышал этих слов и пнул нищенку ногой.
– Если не скажешь правду, я убью тебя, не посмотрю ни на кого!
Нищенка простерла руки к Низами.
– Пусть твой друг не убивает меня! Я все расскажу, без утайки. Да разрушит аллах дом этой девицы! Зачем я связалась с ней?!
– О какой девице ты говоришь?
– спросил Низами.
– Имени ее я не знаю, но самое ее знаю хорошо. Живя в доме Абульуллы, она всегда щедро одаривала меня. Сейчас судьба вознесла ее очень высоко. Каждую пятницу вечером, встречая меня на кладбище, она дает мне целую пригоршню денег и при этом справляется о моем самочувствии. На днях мы опять увиделись на кладбище. Девушка дала мне горсть денег и сказала: "У меня есть поручение. Если выполнишь его успешно, я избавлю тебя от попрошайничества!" Я спросила, что за дело она собирается мне поручить. Девушка пояснила: "Ворожка дала мне щепотку привораживающей землицы, ты пойдешь и всыпешь ее в еду одного человека". Я это сделала. Вот и весь мой грех.
Низами обернулся к Фахреддину.
– Ты видел, она что-нибудь всыпала в казан?
– Да, видел, но это была не привораживающая землица, я яд, от которого вы все должны были умереть. Сейчас ты сам убедишься в том, что я говорю правду.
Фахреддин, достав из кармана коробочку, раскрыл ее и поднес к глазам нищенки.
– Ты такую землицу всыпала в казан?
Нищенка залилась слезами.
– Да, такую...
Фахреддин посмотрел на Ильяса.
– Эта коробочка с ядом найдена в кармане платья Себы-ханум. Она хотела отравить тебя, Рену и Мехсети-ханум. Теперь скажи сам, верно ли я поступил, оставив ее в живых?
– Я убежден, это ее личная инициатива. По-моему, никто не принуждал Себу к этому преступлению.
ПРИЕМ
На третий день после приезда атабека Мухаммеда в Гянджу глашатаи на городском базаре выкрикивали:
– Ежедневно с девяти часов утра до полудня правительственные чиновники, специально назначенные элахазретом атабеком Мухаммедом, будут принимать от народа письменные жалобы! Те, у кого таковые имеются, могут приносить их и отдавать в течение недели! Поступившие жалобы элахазрет атабек разберет лично!