Меч и перо
Шрифт:
Все окружили поэта. Раздались голоса:
– Мы просим!
– Прочтите что-нибудь!
Фахреддин шепнул другу на ухо:
– Ты должен что-нибудь прочесть. Не хочу, чтобы твое молчание истолковали как проявление робости, как наше поражение.
Эмир, видя колебание Низами, подошел к нему и приветливо сказал:
– Я не поэт, но глядя на прелести весны, каждый невольно становится поэтом, хочет читать стихи и слушать стихи. Прошу вас, осчастливьте наше общество.
Низами встал и прочел:
Я
Людям разума темницей стала светлая страна.
Благородство не в почете, изгоняется оно.
Кто стихам внимать захочет, если на сердце темно!
Единенье и согласье истребляются вокруг,
Всюду распри и раздоры, точит меч на друга друг.
Не с кем горем поделиться, хоть оно у всех одно,
Как печально, что у власти горстке подлых быть дано.
Не в чести достойный чести, зло смеется над добром,
Кровожадность власть имущих описать нельзя пером.
Не цветы покрыли землю, луг - в крови, печален день,
Словно мать над павшим сыном, долу клонится сирень.
Нет, не маки на равнине, это - кровь богатырей,
Не поет любовных песен - стонет с горя соловей.
Путь одной мечте священной преграждают сотни бед,
Лик свободы вечно скорбен н следа улыбки нет.
Стихотворение произвело на слушателей магическое действие. Молодой поэт нападал на методы правления эмира. Присутствующие были потрясены талантом и бесстрашием Низами.
– Слово поэта - воля его народа, - сказал как ни в чем не бывало эмир Инанч.
– Поэт рассказывает в своем стихотворении о том, в каком трудном положении находятся страна и его народ. Разве я не потому созвал вас сюда? Я всячески пытаюсь найти выход из положения, о котором говорит поэт. Вся беда в том, что до сего времени народ не мог сам управлять своей страной. Судьба народа находилась в руках других. Я полагаю, после того, как свобода будет завоевана, мы сможем безмятежно наслаждаться прекрасной природой Азербайджана, и соловьи в наших садах будут петь не траурную песню о страданиях народа, а свои веселые любовные песни.
Гатиба, как и все, слышала смелое, резкое стихотворение Низами.
– Он - герой!
– шепнула она Дильшад.
– Бесстрашный, удивительный юноша! Как жаль, что он недруг моего отца.
– Если бы он не был таким, - зашептала в ответ Дильшад,- герой Гянджи Фахреддин не был бы его близким товарищем. Но, мне кажется, ты заблуждаешься, считая Низами недругом твоего отца. Чтобы утверждать подобное, надо иметь какие-то основания.
Гатиба вздохнула.
– Основания у меня есть. Люди, подобные Ильясу, не могу быть друзьями моего отца.
Рабыня поэта Абульуллы Себа-ханум, услышав слова Гатибы, подумала про себя: "Знать бы мне раньше, что бедный сиротка-мальчик станет знаменитым
– Понравилось ли тебе стихотворение, прочитанное молодым поэтом?
Гатиба удивленно взглянула на Себу-ханум.
– К чему тебе знать, понравилось ли мне стихотворение Низами?
– Я спросила это без всякого умысла,- не растерявшись, ответила Себа-ханум.
– Я давно знакома с молодым поэтом.
– Откуда ты его знаешь?
– Юный сирота часто бывал в доме Абульуллы. Но потом случилось одно происшествие, и он перестал посещать старого поэта.
Глаза Гатибы загорелись любопытством.
– Какое происшествие?
– Абульулла отдал старшую дочь в жены поэту Хагани, а младшую, Махтаб-ханум, собирался выдать за Ильяса. Однако молодой поэт уклонился от брака, и они рассорились.
Гатиба усмехнулась.
– И хорошо сделал, что уклонился. Кто такая Махтаб-ханум, чтобы заполучить в мужья столь редкую личность?
Себа-ханум кивнула головой.
– Я сама так думаю и всегда была против их брака. Один волосок на голове молодого поэта дороже сотни таких девиц, как Махтаб-ханум. Хотя мой господин не питает добрых чувств к юному Низами, я все-таки не перестала относиться к нему по-дружески, не поссорилась с ним. Больше того, я готова помочь ему создать семью. Мне не страшно, пусть мой господин накажет меня за это!
Этот недолгий разговор с Себой-ханум вселил в сердце дочери эмира большие надежды. Она подумала, что с помощью Себы-ханум сможет приручить Низами и достигнет своей цела. Итак, надо приблизить к себе рабыню Абульуллы.
Гатибу осенила одна идея.
– Если ты намерена продолжать знакомство с таким достойным и уважаемым поэтом, -сказала она, - тебе нечего бояться гнева своего господина. Может, ты хочешь служить мне? Тогда я завтра же заберу тебя из семьи Абульуллы.
Себа-ханум тотчас смекнула, что служба при дочери эмира сулит ей большие выгоды.
– Я до самой смерти буду верно служить госпоже!
– В голосе Себы-ханум прозвучала мольба.
– Забрать меня из семьи Абульуллы - значит избавить от тяжких мук совести. Я никогда не заставлю себя уговорить уважаемого поэта Низами любить Махтаб-ханум. А они вынуждают меня к этому.
Гатиба гневно нахмурилась.
– Они все еще не хотят отстать от благородного юноши?
– Разумеется. Только прошу вас, об этом никто не должен знать. Иначе они меня погубят. Абульулла с женой хотят запихнуть свою дочь, как кость, в горло этого прекрасного юноши.