Меч истины

Atenae

Не надо мне рассказывать о братстве во Христе!

Но если я за меч однажды взялся сам,

Не смогут вновь безвинного развесить на кресте.

Пусть в тысяча лохматом золотом году,

Где все полюбят всех и станут жить без бед,

Я – так и быть – тихонько на покой уйду

И проведу спокойно пару сотен лет.

Ну, а до той поры мне нет пути в Эдем –

И стыдно самому, и не поймут друзья!

Пока я здесь, и честно заявляю всем:

«Спасителя искали? Вот он я!»

Нет, я там отменно

веселился!

Коротышка взвизгнул и вмазался рожей в стол. Теперь его физиономия станет ещё более плоской, хотя дальше уже некуда.

Визарий подскочить не успел. Успел только поднять кувшин с вином и арфу. Это хорошо. Потому что арфа моя. А за вино уже заплачено. Плохо, что встать он не может – мешает стол. И поставить всё это обратно тоже не может. Потому что на столе отдыхает кривоногий коротышка. И вот теперь Визарий застыл на полусогнутых в позе Водолея и глубокомысленно созерцает коротышку, который тычется ему в пуп. Что он в нём интересного нашёл?

Я смахнул кривоногого со стола в надежде, что Визарий встанет и мне поможет. Ага, размечтался! Он преспокойно вернул на место кувшин, потом утвердил локти на столе и сцепил пальцы.

– Лугий, кончай это.

Говорит он негромко. В смысле, кому надо, сам услышит. А не услышит – ему же хуже.

Кончай! Как будто я это начал. Я всего лишь хочу, чтобы меня не обижали. Ага. Вот именно. И ты тоже… Н-на!

Здоровенный детина с рожей в цвет заката над морем двинулся в мою сторону. А кулаки у детины каждый весом в полталанта. А состояние определяется словом «недоперепил». То есть вручную его никак не успокоить. А животы резать пока не хочется.

– Визарий, ты бы встал да помог уже!

Отвлекаться от детины не следует, но всё же успеваю глянуть. Нет, сидит колода, как египетский сфинкс! И смотрит примерно так же.

Ладно, придётся самому. С размаху бью детину в пах… ну, то есть пытаюсь. И даже получилось… почти. Но в таких делах почти не считается. А бёдра у Разноцветной Рожи вытесаны из камня.

Но это я понимаю уже на полу. А Разноцветная Рожа нависает надо мной. Не-не-не, мы так не договаривались!

А потом вдруг становится очень тихо. И сине-фиолетовый очень бережно опускает свой кулак на пол мимо моей головы. И челюсть у него висит, покачиваясь. Ага, ясно, Визарий соизволил встать.

Ну, когда он встаёт, это само по себе впечатление производит. Очень уж он, Визарий, длинный. Если он вздумает поднять меня за шиворот, я ногами до земли не достану. Только он ведь не станет этого делать. И не потому, что я страшный. А потому, что он мирный. Такой мирный, аж оторопь берёт. Ага, такая же, как у того «виноцветного», что меня расплющить хотел.

Жутко не то, что Визарий длинный. А то, что на бедре у него очень длинный меч. Вот он, как раз из-под стола показался. И этот меч слишком хорошо знают на данной окраине Великой Империи.

Первым кидается за дверь кривоногий коротышка с плоской рожей. Ушёл, не попрощавшись. Невежливый какой! «Закат над морем» трезвеет на диво быстро:

–

Меч, ты не того… не думай! Мы так только… Ты не это…

Интересно, он всегда такой красноречивый? Или просто испугался до дрожи в коленках?

Зря испугался, между прочим. Судя по морде, Визарию сегодня умирать лениво. Но те, кто затеял драку в таверне, об этом не знают. Зато знают, кто в драке виноват. И что с ними, такими хорошими, будет, когда этот долговязый всё-таки обнажит клинок.

По таверне проносится:

– Меч Истины!

И примерно половина посетителей в спешке покидает заведение.

Остаются только те, кто согласен тихо дуть своё вино, таращась в стену. Примерно, как это делает сам Визарий. Он, кстати, уже уселся и налил себе вторую кружку.

Поспешно присоединяюсь к нему. Он ведь способен высосать весь кувшин, глазом не моргнув, и никто по нему не скажет. И ему ничего не скажешь. Потому как он – Меч Истины. А ты, Лугий, кто? Вот именно!..

– Почему ты этим занимаешься, Визарий?

Протяжным глотком отхлёбывает полкружки.

– Потому что я не умею играть на арфе.

Ага, знакомая песня! Пятый месяц её слушаю: у тебя дар… тра-ля-ля, неизвестно, что с ним сделает смерть. Как будто я смерти не видел! А справедливость пусть восстанавливают те, кто ничего другого не умеет. И снова тра-ля-ля.

– Между прочим, можешь не слушать. Я тебя с собой не звал.

Не звал, ещё бы. Чтобы он меня позвал – скорее в Египте снег пойдёт. А куда мне было ещё деваться – после того, как тот подонок храм сжёг и на меня свалил? И как я есть чужак, изгой, перекати-поле, меня за милую душу принесли на алтарь ради мира с Империей. Ну, то есть хотели. Для того и позвали Меча Истины.

Насколько я знаю Визария, сам себе он такое прозвище нипочём не выбрал бы. Это у него работа такая. Я о Мечах прежде лишь мельком слыхал: дескать, есть на свете то ли воины, то ли жрецы неведомого бога. Немного их, и слава всем богам!
– в поединке против такого бойца никому не устоять. И я бы не устоял. А драться бы мне пришлось – я вины не признавал, но и не оправдывался. А не оправдывался, поскольку пьян был мертвецки. И сам до сих пор не знаю, что я в ту ночь делал. Может спал, может девку тискал, а может с факелом вокруг церкви бегал. Со мной всё может…

Да, а Визарий не поверил. Я так и не знаю, почему. Меня на поединок он не вызвал. А вызвал сына вождя. И убил его. И умер сам.

Это хорошо, что он в мою вину не поверил. У них, у Мечей Истины, есть в жизни одно неудобство: они умирают всякий раз, убив человека. Но если их суд был справедлив, то Бог, которому они служат, возвращает им жизнь.

Я о многом успел подумать, пока Визария предсмертные судороги корёжили. И, прежде всего о том, что он очень недолго проживёт, если будет таких засранцев, как я, защищать направо и налево. И так уже полна голова седины, хоть годы не старые. А это будет скучно, если вдруг его не станет. Лучше уж самому приглядеть, за что он берётся и чего оно стоит.