Меч любви
Шрифт:
— Они не моя собственность, — пожал я плечами. — Будет досадно, не более. Уж точно не так досадно, как хоронить их. Поэтому вот что я тебе скажу, Зануда. То же, что и твоему бывшему начальству. Работать надо лучше. А не пытаться свои промахи скидывать на безобидного меня.
— Ага, самый безобидный, — сказал Зануда. — Чтобы ты понимал, Давид, император благоволит трикстерам. Это прикрывает тебя от многих проблем. Также ты, без всяких сомнений, талантлив. Польза от тебя имеется. Что тоже прикрывает от части проблем. Но если ты всерьёз думаешь, что жизнь просто устроена, то нет. Возле императорского трона есть разные центры силы, которые постепенно начинают интересоваться тобой. Слишком ты приметный. Инферно, Рим, храмы, политики — как бы так не вышло, что ты породишь слишком большую бурю. Сам-то, может, и уцелеешь, но какой ценой?
—
— Это попытка призвать вести себя чуть осторожнее. Ты у всех на виду подарил два выдающихся артефакта подружкам. В тот же день подарил нечто преподавательнице, с которой имел любовную связь, после чего она уехала срочно в отпуск на две недели. Нельзя ли как-то поспокойнее? И в следующий раз, когда начнёшь разбрасываться артефактами, будь добр предупреждать.
— Нет.
— Что нет? — не понравился ему мой ответ.
— Никого предупреждать я не буду. Мои артефакты подобны историям. Они пишутся для конкретных людей, их рук, судеб. И ты прав, Зануда. Я легко могу поднять такую бурю, что захлестнёт всех. Если кто-то из вашей братии вдруг решит, что имеет право мне указывать, что творить и для кого творить, то я тебе обещаю. Скую такое, что этот умник будет рыдать кровавыми слезами и проклинать тот день, когда ему в голову пришла эта безумная идея.
— Меня не надо пугать, — ответил он как-то неуверенно. — Это странно звучит, но я на твоей стороне.
— Если думаешь, что там безопаснее, то сильно ошибаешься.
— Уж поверь, от этих заблуждений я избавлен.
Разговор с Занудой меня никак не впечатлил и не тронул. Жёстких санкций не ввели, лишь обозначили, что я как-то активно на себя одеяло перетягиваю. Про артефакты — это уже попахивает оскорблением, но дальше ворчания не пошло, а свою позицию я донёс максимально лаконично.
Что касается общей угрозы для группы — и тут для меня не было никакой новой мысли.
Разумеется, пока неделю приходил в себя, пока неделю провёл в кузне и пока восстанавливался в больничке, успел обдумать десятки разных способов, как ответить храмам. В этой жизни я скор на ответ, но это не значит, что терпение и трезвая оценка своих возможностей мне незнакомы. Очень даже знакомы. Сразу по двум прошлым жизням.
Меня, на минуточку, убили. Я ничего не смог сделать с фактом расправы надо мной. Сам вернуться из инферно тоже бы не сумел. Каким-то чудом эти две оторвы смогли подать мне сигнал, и он сработал как маяк. Я по-прежнему уверен, что здесь не обошлось без помощи каких-то могущественных сущностей, но это не отменяет простого факта. Единственное, на что меня хватило, — сдохнуть, призвать молот и подраться с толпой низших демонов. Ну ладно-ладно. Не все из них были низшие. Только вот у одного Асмодея в тысячу раз больше сил, чем у всех тех, с кем я столкнулся. Поэтому да, своё положение я хорошо осознавал. Чем слабее работают проклятия, тем меньше аномальной удачливости. Противник это учёл и грохнул меня. А значит что? Правильно. Полагаться на эту свою особенность мне не стоит. Да и если вспомнить все предыдущие случаи, когда мне везло, то там я оказывался не по своей воле, влипая в неприятности. Если я сам инициирую что-то, удача подсобит или покинет меня? Слишком рискованно, чтобы делать на это ставку. Все те варианты ответа, которые я придумал, вели к эскалации конфликта и перекрывались тем, что полубожок снова заявится ко мне, чтобы оторвать голову. Он, конечно, жёстко недоработал. Надо было забрать мой труп. Сжечь его, разорвать на части. Тогда бы я с гарантией не воскрес.
Способов от меня избавиться у противников хватает. Идти на эскалацию сейчас мне невыгодно. Я бы сказал, самоубийственно. Уже второй раз я спускаю храмам их выходки. В этот раз долгом легату не отговоришься. Меня убили, я утёрся. Ну что ж. Вспомню старые деньки. Как-никак, я успел побывать и нищим беспризорником, и разбойником и не раз утирался, когда враг втаптывал мою жизнь в грязь. Уж как-нибудь переживу. Выжидать я прекрасно умею.
Что делать, если не рассматривать варианта собрать вещи и свалить в неизвестность, было очевидно. Продолжать готовиться. Но, как оно уже несколько раз было, мои размашистые планы разбились о суровую реальность. Сначала я сковал меч Уравнитель, который мне ничем не смог помочь. Потом был санаторий, размышления, раздача подарков, подготовка к экзаменам и параллельные мысли
Поэтому лучше сам. Так и научусь многому, и буду уверен в изделии. Эх, если бы не сессия ещё! Эта штука похуже проклятий. С преподавателями почему-то нельзя драться. А зря. Это бы добавило огоньку экзаменам.
То, как экзаменационная хандра распространилась по институтам, не было смысла объяснять. Те, кто всерьёз относились к своему будущему, налегали на учёбу, понимая, что от оценок и таланта зависит если не всё, то многое. Получится ли найти наставника, к каким проектам допустят, получится ли выбивать материалы на собственные проекты. В итоге от этого всего зависело и то, насколько хорошо получится устроиться в жизни. Условия были равны только для учеников первого курса. Чем дальше — тем больше различий в зависимости от успеваемости. Система выстроена так, чтобы отбирать самых талантливых (и обеспеченных, кто заменял талант оплатой дополнительных занятий с частными преподавателями).
Число наставников ограничено, на всех не хватит. Нас это не особо интересовало. Фактически, в нашей группе я занял такое место наставника, который выбивал для учеников всякое разное и организовывал интересные проекты. Другие же студенты… Ну, как и сказал, те, кто думал о будущем, в декабре начали кочегарить, как черти в аду. Половина от оставшихся проявляли куда меньше энтузиазма, а вторая половина, как и полагается типичным оболтусам, что-то там учили, чтобы как-то сдать и на следующий день всё забыть.
Мне учиться помогал опыт реальных проектов и нужда. На весь материал я смотрел через призму того, какие возможности он открывал. Так и шли эти денёчки.
Невозможность ответить храмам и нужда сдать экзамены сделали меня скучным, раздражённым сильнее, чем обычно, и отчасти нелюдимым. Единственное, на что я отвлекался, — присматривал за тем, чтобы остальные не халтурили и нормально подготовились. В эти дни я заработал себе синяки под глазами, и, казалось, моя кровь сменилась на кофе, так часто я его пил. В остальном нет смысла рассказывать. Я сдавал экзамены как обычный студент. С кем-то пособачился, а с кем-то… нет. В этом «нет» скрывался глубокий смысл. То, что я не обычный восемнадцатилетний юнец, а перерождённый бог, о чём знали плюс-минус все, давало мне возможность общаться со взрослыми на равных. Это кажется смешным, но между студентами и преподавателями есть понятное разделение, которого для меня не существовало. То, что я сковал несколько великих артефактов, о чём тоже быстро узнали все, также играло свою роль. Перечисленное плюс владение божественной речью не раз приводило к тому, что меня приглашали поболтать в мастерскую или и вовсе на диспут, чтобы обсудить какую-то проблему артефакторики и попробовать всякое разное. Обычно я не отказывался, со всей основательностью вкладываясь в социальный капитал. Статус старосты особой группы добавлял вишенку на этот торт. Как-то так и вышло, что девяносто процентов экзаменаторов изначально ко мне положительно относились.
Сам удивлён!
Экзамены в итоге сдал на отлично. Наши тоже отстрелялись. Не все на отлично, но в целом по высшей планке прошли. Как закончили, группа пошла пить. Я отказался. Чувство ответственности и неопределённость будущего за несколько дней до Нового года давили на меня особо сильно, и я предпочёл от всех удалиться.
Планы на каникулы у меня были грандиозные. Вся наша группа собиралась разъехаться по домам, навестить родных, я же… Это секрет, но я планировал смотреть романтические комедии, есть чипсы, торты, шпроты и мандарины. Неизвестно, в каких количествах и пропорциях, но общий мой настрой эти планы передавали.
Добила моё настроение Блохина. Она мне, блин, подарила свитер с оленями. Который передала через Фло. Подарок я получил в новогоднюю ночь.
В свитере и встретил.
Глава 5
Когда летать охота
Седьмого января я всё ещё был Давидом, Уничтожителем хлебобулочных изделий и вина. Восьмого числа, волевым усилием, я прекратил деградировать и взялся за работу, превратившись в Давида Романовича, руководителя средней руки, мастера планирования. Девятого января я эволюционировал до Давида Эварницкого, помещика, эксплуататора, прожжённого капиталиста и научного руководителя.