Меч в терновом венце

Савин Иван Иванович

ДАР УЛЬГЕНЮ [9]

«Золотое озеро» на Алтае, Горы гордо высятся над тайгою — Это моя родина золотая, Это мое самое дорогое! Дым полоской стелется над лог а ми, Юрты островерхие дышат дымом. Солнышко над конскими табунами… Радостно рассказывать о любимом! Кланяюсь ползущему с гор туману, Издали сиреневым дальним скалам, Буйному, сердитому Чолышману! [10] Их красу я памятью отыскала. Чу! Гремит молитвенно старый бубен. Там Ульгеню молятся, там камлают. «Мы вас, духи горные, чтим и любим!» — Голоса гортанные призывают. В вечном одиночестве дремлют горы, Грезят

кедры древние-в лунном свете. Это все увижу я, но не скоро… Жизнь моя летящая, вихорь-ветер! В небе ястреб плавает одиноко, В сторону кидаются птичьи стайки… Шлю с улыбкой ласковой издалёка Дар Ульгеню песенный от алтайки!

9

Ульгень — добрый бог алтайцев.

10

Чолышман — река на Алтае.

ДЕРЖАВНОЕ ЗНАМЯ

Пылала Русская Держава… Пожар полмира озарял! Но не погибла наша слава И стяг трехцветный не упал. Мы унесли его оттуда И никому не отдадим. Как честь свою, как веру в чудо, Мы знамя русское храним! Героям солнце светит в очи. Пути иные. Цель — одна. Пускай у храбрых жизнь короче, Им слава вечная дана. Взглянув на пройденные тропы Вспомянем прадедов сейчас: Пол-Азии и пол-Европы Отвоевали вы для нас! Страна родная, край любимый, Должны мы жизнь свою отдать, Чтоб вновь Великой Неделимой Державой ты могла бы стать!

ДОБЕЙ МЕНЯ!

Лежит распластанный бессильно на снегу, Покинутый на поругание врагу. Он другу, волочась за ним в пыли, Хрипел моляще: «Ради Бога, пристрели!» Но друг ушел, не пожелав добить Того, с которым он привык делить Опасности, тревоги и труды, Сухарь солдатский и глоток воды. Сказал: «Мы всё делили пополам, Но пулю смертную тебе я, друг, не дам». И он, распластанный, остался на снегу, Покинутый на поругание врагу… Настала ночь. Был стон его слабей, В бреду шептал: «Добей меня!.. Добей!» И вот, рожденные в полях чужой земли, К нему враги надменно подошли. И резкость слов чужого языка Сознание прояснила слегка. Но в этот миг блеснул над грудью штык… Тупая боль… Короткий слабый крик! Он вновь один. Затих и стон, и бред. И никого на мертвом поле нет… А от друзей был пушечный салют: «Мы знали, что враги тебя добьют!» А он уже летел в тот милый край, Где Бог построил мученикам рай. Он был в стране, где нет земных голгоф, Где ненависти нет и нет врагов.

ЕЛКА НА ЧУЖБИНЕ

Будь спокоен и весел сегодня, Кинь заботу о завтрашнем дне. Не грусти, что по воле Господней Ты один на чужой стороне. Здесь мерцает зеленая елка Нежным светом грустящих огней; И пластинка скользит под иголкой У виктролы поющей моей. Не тоскуй же, не надо, послушай, Не один ты, нас много таких… Злобный ветер обжег наши души И на время как будто затих. Если враг человек человеку, То пристанище тихое — Бог! Видишь, ветер двадцатого века Потушить нашу елку не смог. Значит, есть еще правда на свете, Если праздник святой не забыт! Пусть в сердцах ваших, русские дети, Негасимая елка горит! В этот вечер поймем и поверим, Что теперь мы с тобой не одни, Что Господь нам воздаст за потери И за горькие, слезные дни. Светит русская елка в Китае. Ты спросил: «А в Россию когда?» Я ушедшие дни не считаю, Потому что еще молода. Моя молодость пламенно верит: Близок день тот счастливый и год, Когда Бог за тоску и потери Нам на родине елку зажжет!

ЗА ОБИДУ

По ночам я о многом думаю, На подушку слезы роняю, Но маленькую личную беду мою К общей не приравняю. На чужбину шквалом отброшены, Оглушенные гулким громом, Раскатились мы, как горошины, В поле чуждом и незнакомом. Не люблю я запаха ладана, Рано петь по нас панихиду, Будет день: нежданно-негаданно Отомстим

за нашу обиду! Не за ссылку за нашу дальнюю, Не за горечь отдельной драмы — За обиду национальную, За поруганные наши храмы! За все то, что русскому дорого, Что для сердца русского свято, — Отомстим мы жестоко ворогу В грозный год Великой расплаты!

ЛАЗОРЕВЫ ЦВЕТЫ

Наташе Г.

За морем (для сердца друга близко) Помню, что живет уж много дней Девушка Наташа в Сан-Франциско, Далеко от родины своей. Белокуры спутанные косы, В сердце — нежность, удаль и гроза! И неразрешимые вопросы Затаили синие глаза. Заклинаю старой дружбой нашей: Помни среди чуждой красоты, Что в России чужеземных краше Во полях лазоревы цветы. Города на свете есть другие. В Сан-Франциско, вот уж скоро год, Девушка, рожденная в России, В небоскребе каменном живет. Где б ты ни жила, навеки наша. Знаешь ли, на что похожа ты? Имя твое нежное — Наташа — Во полях лазоревы цветы.

МЕДНЫЙ ГРОШ

Не осталось ни тропинки, ни следа От ушедших в неизвестность навсегда. Были. Жили. И куда-то все ушли От любимых, от друзей и от земли. А поля-то, как и раньше, зелены, А леса стоят дремучи и темны. Там, где были староверские скиты, Нынче травы да лазоревы цветы. Там по тракту в день весенний голубой Проводили осужденных за разбой; Там девчонка из медвежьего угла Достоевскому копеечку дала. Край, где люди по-хорошему просты, Где размашисты двуперстные кресты, Где умели и в молитвах, и в бою Славить родину великую свою. Только камушки остались от святынь, И поля покрыла горькая полынь; Но по-прежнему чиста и хороша Светлой жалостью российская душа. Помнишь, девочка безвестного села, Как ты грошик Достоевскому дала? Но едва ли ты, родная, сознаешь, Что Господь тебя спасет за этот грош!

МОЙ ЩИТ

Утомленная долгой борьбою, Боль и страх от врагов затая, Как щитом, я укроюсь Тобою, Православная вера моя! И во мраке глухом преисподней, И в просторах безбожной страны Осененная волей Господней Не погибнет душа без вины. Я упасть под мечом иноверца И сгореть на костре не боюсь За Христово пронзенное сердце — За тебя, Православная Русь!

НА ПОСТОЯЛОМ ДВОРЕ

Вставала затемно со свечкой. Был слышен кашель за стеной. Шла умываться на крылечко, Где умывальник жестяной. А под навесом, в полумраке, Где кони хрумкали овес, Чужие лаяли собаки И пахло дегтем от колес. Сейчас поедем. Мимо пашни, Там, где под взрыхленной землей Лежит мужицкий труд всегдашний И клад наш русский золотой. За синеватой дымкой — горы: Алтай, утесы, снег и даль. Мои знакомые просторы, Моя знакомая печаль. Блистает куполом церковным Вдали какое-то село… Опять меня к родным и кровным Живое сердце увело! И здесь, в чужом холодном мире, Вдруг, не сдержавшись, закричу: «Эй, далеко ли до Сибири? Гони, ямщик! Домой хочу!»

НА ТОЙ СТОРОНЕ

Во вражеский лагерь не каждый пойдет, Не каждый рискнет головой. Не знает он, встретит ли солнца восход И будет ли завтра живой. Орлиную душу свою он понес На крыльях отваги в борьбу, Ушел он в страну громыхающих гроз Испытывать жизнь и судьбу. А если вернется, то скоро опять На подвиг отправится он. А женское дело — молиться и ждать, Склоняясь над шелком знамен. Скрипят под иглою тугие шелка. Три буквы и крест на шелках. Пусть будет винтовка верна и легка В его молодецких руках. За карие очи, что смотрят во тьму, За руки, которые мстят, Молюсь я. Дай, Боже, удачи ему, И пусть он вернется назад!