Меч в терновом венце

Савин Иван Иванович

СКЛАД ПОРОХОВОЙ

Среди ночных чуть слышных шорохов Работаю тихонько я… Пусть я не выдумаю пороха, Но… порох выдумал меня! Недаром эхо революции И до сих пор звучит в ушах. Не в силах над листом согнуться я, Пока не запоет душа. Недаром поздним темным вечером Смотрю на запад, где она — Закат мой, заревом расцвеченный, Моя мятежная страна! И пусть не знают недостойные Того, что знаем мы с тобой: Страну,

надолго неспокойную, Как будто склад пороховой…. Но зори вестниками алыми По небу темному горят, Пусть будут взрывы небывалыми! На нечестивых — гром и град!

РОЖДЕСТВО НА ЧУЖБИНЕ

Во Франции, в Чили, в Китае Звучит наш певучий язык. Но каждый о Доме мечтает, К чужбине никто не привык. Никто никогда не решится Россию навеки забыть. Нельзя по-чужому молиться И быт неродной полюбить. И в церкви в рождественский вечер, Покорная горю и злу, Я, сгорбив усталые плечи, Поплачу тихонько в углу… У женщины русской осталось Прибежище тихое — храм! И я свою боль и усталость Сюда принесу и отдам. «Дай, Господи, — сердце звенело, — Услыши молитву мою! Мужчинам на родине дело, А женщинам храм и семью!» Горят пред иконами свечи… Сегодня родился Христос! Но нам в этот радостный вечер Нельзя удержаться от слез…

ПО ПАТРОНЧИКУ — ЗА КРОВИНОЧКУ

Складка горечи возле сжатых губ… Неужели цель не намечена? Заострите глаз, отточите зуб! И сказать мне вам больше нечего… Если сын сидит где-то в Вологде, Если брат убит в Петропавловске, Надо чаще думать о вороге — Не по-кроткому, не по-ангельски, Не по-кроткому, голубиному Надо думать думу заветную, А по-мудрому, по-змеиному Свою месть обдумать ответную. И не ветра стон — это стон души… Затерялось солнце за тучами… В яме каменной на полета аршин — Соловецкий великомученик. То не брат ли твой и не сын ли там? Не отец ли твой задыхается? Головою бьет по сырым камням, За клочки соломы цепляется… Над страдальцами Соловецкими, Над нарымскими заточенными, Над слезами невинными детскими Издеваются «вохры» с «чонами». Море — волнами, небо — тучами… А восток — кровавыми зорями… Чью-то мать во Пскове замучили… А сестру в чека… опозорили! Губы сжатые. Сердце молотом. Слово черное, да зловещее… Если сердце твое расколото, Втисни ненависть в эту трещину. Не по ельникам, по осинникам, Не в кубышечку, не в коробочку — Ветерок сберет по полтиннику На патрончики, на винтовочку! За ложбинками, за пригорками Проползет лихой потихонечку… По патрончику (очи зоркие!) За старушку-мать, за сестреночку! По патрончику — за слезиночку! И

за каждого из замученных. По патрончику — за кровиночку! Из винтовочек — пули тучами! Так чего же вам еще спрашивать? Неужели цель не намечена? Или — с этими… Или — с нашими! И сказать мне вам больше нечего.

НОВЫЕ

Достались нам тяжесть и горе, В заботах о завтрашнем дне Нам некогда думать о вздоре — О картах, цыганках, вине… Всю юность с врагами рубиться! Всю молодость нищими жить… И как-то суметь прокормиться И близких своих прокормить. Отцы увлекались балетом, А дяди «ходили в народ»… А мы и не мыслим об этом, К иному нас сердце зовет. Мы «чашу не пьем круговую», Нам некогда пить и гулять. Отцовскую «скорбь мировую» Нам тоже сейчас не понять. Чужда нам былая Россия, Советская — тоже чужда. Живем на чужбине — чужие, И наша царица — Нужда. И все же сквозь красные дали, Сквозь ненависть, слезы и тьму Вплотную мы жизнь увидали И цену узнали всему. И то, что отцы не сумели Наш дом сохранить от воров, Искали туманные цели И слушали песни без слов, — Да будет нам вечной наукой!.. Сумеем иначе мы жить: Мы гордостью, верой и мукой Учились Россию любить!

ВСЕ О ТОМ ЖЕ

Сижу, облокотясь на шаткий стол И слушаю рассказ неторопливый: Про Петропавловск, про Тобол… И чудятся разметанные гривы Во тьме несущихся коней. Я вижу берег синей Ангары, Где рыцарскою кровью Адмирала На склоне каменной горы — Россия отреченье начертала От прошлых незабвенных дней. Потом глухие улицы Читы… И в мареве кровавого тумана Сверкают золотом погоны и кресты У офицеров ставки Атамана. И смерть с серебряной косой… На волнах дней кипели гребни пены! А вот они, Даурские казармы, Где за намек малейший на измену — Расстреливали по приказу Командарма! Чужим оказывался свой… Владивосток… Но ослабели крылья, И рушилась, пошатываясь, крепость… У моря грань надрыва и бессилья… И стала исторической нелепость! И был убийственный откат. И дальше слезные и бледные страницы: Гензан… Гирин… Сумбурность Харбина. Молчащие измученные лица. Спокойствия! забвения! вина! Возврата больше нет назад… И проблесками в мрачной эпопее — Упорство, жертвенность и героизм. О них я рассказать здесь не успею. Тебе, водитель сильных, Фанатизм, Нужны нечеловеческие песни! Прошли года. И чувствуем мы снова: Близка эпоха крови и борьбы. Из труб герольдов огненное слово! Приказ Ее Величества Судьбы — И Родина великая воскреснет!