Мечников. Расцвет медицины
Шрифт:
Да там, по ощущениям, работа кипит даже сильнее, чем на моём заводе!
Я прошёл внутрь, но не стал спешить показывать себя. Мне хотелось понаблюдать за работой начинающих лекарей-инженеров со стороны.
Ох, и до чего же приятная картина! В просторном зале располагалось двадцать верстаков. Почти все они были заняты. Причём работали за ними не только юноши, но и девушки. Я с первого взгляда понял, чем они заняты прямо сейчас. Каждый из них собирает свой фонендоскоп! Всё строго по моим разработкам.
— О-о! — заметив меня, воскликнула Светлана. —
Студенты замерли, услышав моё имя и отчество. Думаю, они уже догадались, кто я такой. Слухи распространяются очень быстро.
— Мне хотелось какое-то время не вмешиваться, — войдя в зал, произнёс я. — Очень приятно наблюдать, как лекари увлечены работой. Я даже начал скучать по своей мастерской.
— В чём проблема? — пожала плечами Светлана. — Можете приходить сюда. Работайте здесь, вас никто не потревожит. Ах да, я не представила вас студентам…
Но ей даже не дали возможности произнести моё имя. Все студенты будто слетели с катушек. Большая их часть подорвалась с мест и рванула ко мне. Уже через пару секунд меня засыпали таким количеством вопросов, что я даже потерял способность анализировать всё ими сказанное.
— Ну… Ладно, — рассмеялась Светлана. — Вижу, вы в представлении не нуждаетесь. Так, будущие лекари-инженеры! Сейчас же займите свои места. Не докучайте Алексею Александровичу со своими вопросами. Если он захочет, он сам найдёт время ответить на них.
— Не беспокойтесь, Светлана Георгиевна. Я поговорю с каждым по очереди, — сказал я.
В итоге я завис в мастерской часа на три. Судя по всему, студенты должны были закончить своё факультативное занятие гораздо раньше, но никто не спешил уходить. Да и Бронникова была не против задержаться.
Я прошёлся вдоль рядов и помог каждому советом. У кого-то плохо держалась мембрана, у некоторых была проблема с герметичностью резиновых трубок.
А кто-то… А кто-то — Широков. Новый староста группы «3В». И результаты сборки фонендоскопа у него в сто раз хуже, чем у всех остальных.
— О, так вы и здесь занимаетесь? — удивился я. — Не думал, что студенты отстающей группы ходят на факультативы, Широков. Кстати, напомните ваше имя?
— Николай, — ответил Широков. — Господин Мечников, я изучал все ваши статьи, патенты и сразу же записался на факультатив, как только Светлана Георгиевна открыла занятия для студентов всех курсов. Вот только… Получается у меня пока что так себе.
Так себе — это мягко сказано. Похоже, у Широкова проблемы не только с теорией, но и с практикой. От фонендоскопа ничего, кроме трубок, пока что не видно.
Однако я отметил для себя рвение Николая ещё ночью — в госпитале. Раз хочет учиться — буду ему помогать. И неважно, насколько тяжело ему всё это даётся.
— Ладно, Николай, давайте по порядку… — начал объяснять я.
В итоге с ним-то я и проторчал большую часть времени. Пришлось расшифровать парню суть всех своих схем. К концу занятия у него вышло что-то хотя бы отдалённо напоминающее фонендоскоп.
Ближе к шести вечера студенты всё-таки начали покидать мастерскую. В конечном итоге мы с Бронниковой остались одни.
— Вижу, вам нравится преподавать, — подметила она. — Я сама совсем недавно осознала, что хочу передавать свой опыт другим лекарям. Но не думала, что вы горите таким же желанием. Всё же, как мне показалось, вы больше человек науки, который рвётся к достижениям. Обычно такие как вы начинают преподавать лет через тридцать-сорок, когда сил на новые открытия уже не остаётся.
— Не вижу проблем совмещать всё сразу, — пожал плечами я. — Кстати, вы собрали очень хорошую группу. Как мне показалось, все они горят делом.
Светлана лишь улыбнулась и покраснела, не смогла придумать, что ответить на мой комплимент. Потому я сразу же задал другой вопрос, который интересовал меня уже очень давно:
— Как я понял, вы занимаетесь производством моих аппаратов по договору с орденом лекарей?
— Да, так и есть, — кивнула она.
— А кто занимается этим кроме вас? Сколько вообще в Саратове лекарей-инженеров?
— Так… Только я, — пожала плечами Светлана. — Изначально я специализировалась на создании специальных кушеток, уток, горшков для пациентов. И только потом начала производить настоящие аппараты. Когда появились ваши патенты.
— Стойте… — перебил её я. — То есть, кроме вас и группы студентов, в Саратове больше никто эти аппараты не производит?
— Нет. А в остальных городах, как я поняла, пока что вообще нет такой профессии, как лекарь-инженер, — заявила Светлана. — Орден лекарей не спешит спонсировать это направление.
Чёрт меня раздери… Значит, я столько трудился, чтобы распространить свои аппараты по всей Российской Империи, а на деле их созданием занимается всего одна молодая девушка?!
М-да, в этом виноваты сразу несколько человек. Вся наша группа. Синицын, находясь на пике своей зависимости, не обратил внимание, что среди наших доходов большая часть денег приходит от препаратов, а не от инструментария. Я же доверился ему и не проверил всё это самостоятельно, поскольку с головой погрузился в войну с некромантом.
А Щеблетов… А Щеблетову плевать! Он только препаратами занимается. Их производство налажено в Хопёрске. Кроме прибыли его больше ничего не интересует.
— Я не знал, что производство прервалось сразу же на уровне ордена, — сказал Светлане я. — Но скоро у меня будет встреча с ними. Я обсужу этот вопрос. Это же глупость какая-то. Получается, что всё это время вы в одиночку создавали мои аппараты. И я прекрасно понимаю, что много за эти несколько месяцев вы сделать не могли.
— Пятьдесят фонендоскопов, тридцать пять тонометров, один эндоскоп с горем пополам получился. А электрокардиограф пока что вообще не получилось сделать. Без знания электрических кристаллов дело дальше не пойдёт. Но я уже начала изучать теорию! — улыбнувшись, воскликнула она.