Мечта цвета фламинго
Шрифт:
– Хоть ты, Виктор, скажи им, – Нина опять услышала голос Валентины, – что Тарасов не обеднеет, если продаст нам продукты по дешевке!
Ведущий инженер Лактионов обернулся к женщинам и обвел их неожиданно тяжелым взглядом.
– Вот уж от этого «Прикупив даров» лично мне ничего не надо! – раздраженно сказал он. – Хочешь, Валя, я сдам в два раза больше денег, только оставьте вы депутата и бизнесмена в покое!
– Тоже мне богатенький Буратино нашелся! – усмехнулась Валентина.
– И не смейте больше называть меня Буратино, слышите! – Виктор вскочил со стула и вылетел в коридор, так смачно хлопнув дверью, что не сработал кодовый замок, и дверь с противным скрипом открылась опять.
– Чего это он? – удивилась Фаина и хотела захлопнуть дверь, но в нее вбежал встревоженный
– Что еще случилось? – Валентина со скрежетом повернулась к вошедшим вместе с сиденьем старого крутящегося стула, а Фаина по своей привычке сложила руки на груди, будто умоляя пощадить ее и не говорить ничего плохого.
Но начальник не пощадил.
– Со следующего месяца нас переводят на четырехдневку! – выпалил он, нервно поглаживая свою бородку.
– Кого это «нас»? – Ведущий инженер Лактионов ввиду грядущих неприятностей тут же забыл, что его только что обозвали Буратино. – Всю «Петросталь»?
– Нет, только инженерные службы.
– Почему? – спросила на всякий случай Нина, хотя все и так знали, в чем дело: у завода не было заказов, соответственно, не было новой работы. «Петросталь» неотвратимо шла к банкротству. Цеха еще трудились над старыми заказами, которые надо было сдать в срок, а необходимость в интеллектуальном труде таяла, как весенний снег. Четырехдневка была началом конца.
– Можно подумать, что вы, Нина Николаевна, не знаете, почему, – рассердился Сергей Игоревич.
– Мы, конечно, все знаем, – согласился с начальником Юра Морозов и мгновенно подсчитал: – При этом мы теряем примерно двадцать процентов зарплаты.
– Да, а уж тому, кого сократят, совсем не повезет, – мрачно заметил Виктор. – Что решили, Сергей Игоревич? Кого из нас бросите волкам на съедение?
– Если вы, Виктор Иваныч, на меня намекаете, то совершенно напрасно, – вступила в разговор опять покрывшаяся красными пятнами Галина Андреевна. – Начальство мало заинтересуют результаты нашего тайного голосования, потому что уже вся лаборатория знает, кого у нас сократят.
– И кого же? – с угрозой в голосе спросил Голощекину Лактионов.
– Я, конечно, слышала кое-что, но разносчицей сплетен быть не хочу. Вы лучше спросите у секретарши Леночки! Уж она-то все знает!
– Сергей Игоревич! Да скажите же наконец! Сколько можно мучить? Уже третья неделя пошла! – свирепо посмотрела на начальника Нина. – Меня?
– У нас еще целая неделя в запасе осталась, – отвел глаза Сергей Игоревич. – Предлагаю на время забыть об этих безобразиях и заняться все-таки организацией нашего юбилея. Может быть, действительно в последний раз… На рапорте Мальцев сказал, что к концу года на «Петростали» должно остаться в три раза меньше работников, чем ныне трудится. Так что, дорогие мои, возможно, нас всех погонят, а вместо анализатора с микроскопом в приборной расположится поточная линия по изготовлению памперсов или, извините, милые дамы, прокладок с крылышками. Один человек – это только первая ласточка…
Юбилей лаборатории фрактографии и рентгеновского микроанализа начинался невесело, несмотря на то, что стол, даже с банальным оливье и селедкой под шубой, очень радовал глаз. Галина Андреевна Голощекина превзошла самое себя и принесла из дома заранее приготовленный по новому рецепту салат «Русское лето» с невероятным количеством ингредиентов и заправленный всем на удивление сладким квасом с хреном. Фаина тоже отличилась и приготовила фирменное холодное блюдо с курицей и грибами. Нина принесла свои знаменитые пирожки с капустой, и они двумя пышными горками украсили стол с двух концов. Валентине был поручен гусь с яблоками и черносливом, приготовлением которого она славилась чуть ли не на всю «Петросталь». Она с честью выполнила на нее возложенное, и золотистая ужаренная птица дожидалась своего часа в слегка нагретой духовке.
– Ну что ж, – начал торжество Юра Морозов. – По-моему, самая пора выпить за двадцатилетие нашей лаборатории!
Сотрудники вяло взялись за свои фужеры и стопки и так же вяло
– Между первой и второй – перерывчик небольшой! – прокричал дежурную фразу неугомонный Морозов, и они с Виктором налили всем еще. – Предлагаю выпить за науку, которая нас худо-бедно, но все-таки кормила целое двадцатилетие! За металловедение, друзья мои!
Друзья выпили, и Нина сказала:
– А ведь, кроме нас, заводчан, широкая общественность даже не подозревает, что есть такая наука – металловедение. И о профессии металловед тоже не догадываются. Искусствоведов знают, естествоведов – тоже, и даже про каких-нибудь таксидермистов нет-нет да и услышишь… А про нас…
– Чтобы тебя, Ниночка, знали, надо было учиться на фотомодель, актрису или, в крайнем случае, на Ирину Хакамаду! – захохотал Юра, на которого уже подействовали две разом выпитые рюмки водки. Он славился тем, что никогда не ел никаких салатов, и женские кулинарные изыски были для него пустым местом. Поскольку он был выходцем из глухой деревни, то предпочитал натуральные продукты в их естественном виде, и потому на его тарелку вместо салатов всегда заранее клали по целому помидору, огурцу и куску хлеба. Такая закуска для водки была слабовата, и потому он быстро пьянел.
– Может, отрезать ему гуся? – шепнула Нине Валентина.
– Пожалуй, режь, – согласилась Нина.
Таким образом, из-за Юры Морозова, как уже бывало, на столе раньше времени появился гусь. Он был встречен восторженными криками, и веселье наконец началось по-настоящему. Выпили еще и заговорили все разом. Сергей Игоревич признавался всем сотрудникам в любви и клялся, что никого не хочет сокращать, поскольку все ему дороги. Галина Андреевна Голощекина пыталась всем втолковать, что салат «Русское лето» она не только приготовила по новому рецепту, но и модернизировала его хреном и сладкой кукурузой, которая смягчила остроту кваса, а хрен придал пикантности, и салат от этого лишь выиграл. Она даже хочет написать об этом в журнал «Хозяюшка», где, собственно, и вычитала этот удивительный рецепт. Юра радостно ел гуся с молодой картошкой и с набитым ртом отвешивал Валентине разного рода комплименты, типа того, что ни одна из его многочисленных жен ей по части гусей и в подметки не годится. Валентина смеялась и ругала своего алкоголика Шурика, который был уже совершенно не способен оценить ее гусей, поскольку давно закусывал лишь килькой в томате и плавлеными сырками «Дружба». Фаина рассказывала Виктору, что ее пятилетняя дочь Танечка уже выучила несколько букв алфавита и теперь безошибочно находит их в любом рекламном плакате. Виктор кивал и бросал пламенные взгляды на Нину. Она не замечала этого, поскольку, откинувшись на спинку дивана, думала о том, кто все-таки, кроме Галины, мог написать ее фамилию при тайном голосовании. Вон они все сидят перед ней, знакомые сто лет, милые и родные! Неужели кто-то так сильно не любит ее? Почему-то Сергея Игоревича она уже больше не подозревала. Не может быть, чтобы он из-за того, что она отказала ему во взаимности, затаил на нее злобу. Не похоже это на начальника. Он вполне нормальный мужик. Тогда кто?
Пока Нина размышляла над этим вопросом, сотрудники затеяли танцы. Мужчины сдвинули к окну стол вместе с недоеденными яствами и задернули шторы, как подростки на школьной дискотеке. Нина улыбнулась, тряхнула головой, отгоняя дурные мысли. Она любила танцевать. У нее было врожденное чувство ритма и кошачья грация. Даже Лялька иногда приглашала ее потанцевать на своих вечеринках, потому что гордилась материнскими способностями. Нина с Валентиной всегда танцевали вместе, и все восхищались ими. Так было и на этот раз. Быстрые мелодии сменяли одна другую, и две женщины совсем раскрепостились. Они понимали друг друга с полувзгляда, двигались в унисон, как спортсменки синхронного плавания. Обе они выплескивали в движениях накопившуюся горечь и злость на мужчин, на жизнь, которая поставила их в такое незавидное положение. И Нина, и Валентина казались себе свободными, красивыми и даже на этот момент вполне счастливыми.