Мечтатели Бродвея. Том 3. Чай с Грейс Келли
Шрифт:
Черт. Она проговорилась, что была у него. Манхэттен закусила губу. Не ловушка ли это?
– Он уехал по работе? – осторожно поинтересовалась она.
– На стажировку у стряпчего в Бостоне. Куда он может вам позвонить?
– Я в турне с театром. Звонить мне не очень удобно. Передайте ему просто… привет.
Лана рассмеялась. Смех был звонкий, дружелюбный.
– Я, знаете ли, могу и поцеловать его. От вас, конечно.
Манхэттен вдруг заметила длинные ноги кузнечика: за кулисами бродил Рубен.
– Спасибо, – сказала она. – И…
– Конечно. Не прямо сейчас, она участвует в конкурсе по выдуванию пузырей из жевательной резинки с кузенами, перемазала щеки и волосы, вся в розовой липкой паутине. Скотт будет очень рад, что вы позвонили. И, да… Манхэттен?
– Я здесь.
– Нам всем не терпится с вами познакомиться.
Манхэттен повесила трубку, ноги приятно обмякли, сердце было легким, как розовый липкий пузырь. Круглые очки Рубена показались из-за левой кулисы.
– Я ждал тебя, – сказал он. – Я проголодался. Пообедаем вместе?
Они вышли на морской ветер, задувавший над дощатым настилом Бродуолка. Вечерняя толпа теснилась как на Таймс-сквер в субботний вечер. В Атлантик-Сити все вечера были субботние.
– Этот город – настоящий театр марионеток, – говорил Рубен. – Эти кричащие фасады. Колёса обозрения. Карусели с неоновыми огнями. Мигающие повсюду казино.
Манхэттен поправила очки, защищаясь от ветра. Болтать ей не хотелось. Хотелось продлить впечатление от такого радушного разговора с сестрой Скотта.
Она дождалась, когда они уселись в вафельной, чтобы вернуться в реальный мир, тревожный мир Ули Стайнера.
– Как сообщить ему об отмене спектаклей?
– Дирекция театра возьмет это на себя, – ответил он. – Это ее работа.
– Я… я посоветовала Пенткоуту не делать этого.
Рубен поперхнулся блинчиком с сыром.
– Он, должно быть, был в восторге, что ты извлекла у него эту занозу. Почему же?
Он вытащил салфетку из подставки на столе и вытер подбородок. Взгромоздившись на высокие табуреты, они сидели лицом к окну, на виду у прохожих на Бродуолке, как манекены в витрине магазина.
– Кто же тогда сделает грязную работу?
Манхэттен ничего не ответила, уткнувшись в нетронутый блинчик.
– Этого я и боялся, – вздохнул Рубен.
Он тихо рассмеялся. Она тоже.
– О нет. Без меня, – сказал он.
– Кому это сделать, как не нам? Рубен, надо щадить Ули. Ему сейчас очень плохо. На сцене он на автопилоте, вне сцены… на автопилоте.
– Почему лучше нам, чем директору театра? А ты? Какой божественной миссией ты считаешь себя облеченной, несчастная?
– Я его дочь.
– Он этого не знает. Ты забыла?
– А ты его сын.
– Об этом мне приходится время от времени ему напоминать! – вздохнул он. – Сорбет, чтобы достойно завершить этот обед, который ты не ешь?
Она отрезала треугольник блинчика, насадила его на вилку, но ее путешествие ко рту затормозило удручающее видение.
– Рубен… Может ли быть, что Ули правда сядет в тюрьму? Или хуже того, никогда больше не сможет
Рубен повел своими тощими плечами в знак того, что такое предсказание выше его компетенций.
– Ули не коммунист и никогда им не был, – сказал он просто. – Я возьму на десерт вафлю с лимонным сиропом. А ты?
– Тебе плевать на все это, да?
– Ничего подобного. Я просто думаю, что надо решать проблемы в порядке поступления. Сегодня проблема – наше турне. Это фиаско. Ули это знает. Ты это знаешь. Я это знаю. Вопрос: надо ли продолжать или собрать вещички?
Она задумалась, поглощенная бликами и тенями на Бродуолке по ту сторону стекла. Маленькая девочка прыгала по расположенным в шахматном порядке доскам, держась за веревочку желтого воздушного шарика и за папину руку.
– Знаешь что?
Завороженная веселым потоком гуляющих людей, она рассеянно отозвалась:
– Что?
– Возвращайся танцевать, Манхэттен. В шоу на миллион долларов или в любой притон. В шикарный клуб или в кабаре средней руки. Даже в Луна-парк. Это твоя жизнь. Танцевать. А не заниматься рубашками мистера Стайнера.
Он поправил очки на длинном стайнеровском носу.
– Это не помешает тебе продолжать видеться с Ули… Эй! Куда ты?
Манхэттен вдруг соскользнула с табурета и схватила сумочку. Она была вся красная и мотала головой. Рубен смотрел ей вслед, когда она бежала к выходу.
– Можешь доесть мой блинчик! – крикнула она и скрылась.
На дощатом бульваре вдоль океана она поискала глазами фигуру в светлом костюме, которую увидела через окно вафельной. Она побежала. Это было нелегко в вечерней сутолоке. Ее чуть не сбил rolling chair, один из вагончиков, катающих туристов по Бродуолку.
Силуэт появился снова! Он шел в направлении пирса, дамбы. Манхэттен припустила быстрее. Она нагнала его на перекрестке Бродуолка и Нью-Йорк-авеню, у башенки с красной крышей отеля «Лексингтон». Толпа перед ним была плотная, но более смирная.
Манхэттен отдышалась. На фасаде отеля сотни воздушных шариков раскачивались гроздьями вокруг слепящих прожекторов и рекламных плакатов. Гигантское белое полотнище хлопало на ветру синими буквами:
МИСС АТЛАНТИК-СИТИ
1949
Ули Стайнер, силуэт в светлом костюме и панаме, остановился на площади перед «Лексингтоном», где возвышался украшенный цветами подиум в окружении трибун. Духовой оркестр громыхал Heat Wave [43] .
43
Волна тепла (англ.).