Мечтатели Бродвея. Том 3. Чай с Грейс Келли
Шрифт:
Он не добавил: «И я не Нельсон».
– Вы скажете ему, что мы виделись пять-шесть раз, не больше? Что я иногда сигарет гёрл, а иногда хэтчек гёрл? [60]
– Для меня это не проблема, не будет проблемой и для него.
– Что моя профессия – танцовщица?
– Да, на танцовщице он, боюсь, чуть-чуть зависнет.
– Вот видите.
– Потому что он обожает танцевать! Он захочет знать, превосходны ли вы. Вы превосходная танцовщица, надеюсь?
60
Hatcheck girl –
– Вы скажете ему, что я из Уиллинга, три тысячи четыреста шестьдесят пять жителей, штат Иллинойс?
– А, вот это ему надо будет сообщить с осторожностью. Он закоренелый нью-йоркец.
Он смеялся. Она нет. Она подбирала слова.
– Та женщина, такая красавица, что была с вами в вечер шимми… Элла Тарлингтон. Она, кажется, очень вас любит.
Он с жадностью всмотрелся в ее лицо в поисках знака досады, ревности… Но Хэдли, казалось, лишь не хотела никого обидеть.
– Надеюсь, – сказал он. – Мы знакомы с раннего детства. И очень любим друг друга.
Она потуже затянула пояс плаща, под которым была форма гардеробщицы.
– Мне пора идти.
– Элла моя сестра, – удержал он ее, смеясь. – Моя старшая сестра.
Он снова всмотрелся в нее, тщетно пытаясь отыскать следы облегчения, успокоенной ревности.
– Мне надо вернуться. Я слишком долго отсутствую.
Джей Джей заставил ее снова сесть.
– Терри одна, – настаивала она.
Он удержал ее на стуле.
– Я вернусь в «Сторк» в пятницу. В этот день, Хэдли, могу я надеяться получить ответ на мой вопрос?
– В пятницу у меня выходной.
– Ладно, в субботу.
В голове у него отложилось только одно. Она не сказала «нет». Она подняла руку и погладила ему лоб и волосы. Он едва почувствовал ее пальцы.
– Вы добрый, Джей Джей.
– Если это синоним влюбленного, то я отчаянно, безумно добр.
– Я взволнована, – тихо сказала она.
– А я успокоился…
– Взволнована, запуталась.
– Успокоился и верю.
Он добавил через несколько секунд:
– Успокоился, верю… и тревожусь.
И повернулся, чтобы поцеловать ее нежным, долгим поцелуем в губы. Раз, потом – не смог удержаться – еще раз.
– Почему я? – спросила она, отворачиваясь. – Я бесцветная, самая обыкновенная.
– Я буду целовать вас каждый раз, когда вы это скажете.
– Это правда, я бесцветная и сама…
Он привел угрозу в исполнение. Она не противилась.
– Я пойду, – пробормотал он. – Пока еще помню, где я живу.
Он отодвинул стул, встретил взглядом строго нахмуренную бровь клиента с бородкой и в розовой бабочке, который внимательно наблюдал за ними над яблочным соком. Джей Джей вежливо приподнял шляпу.
– Мы жених и невеста, – извинился он.
И, наклонившись к уху Хэдли, прошептал:
– Почти.
13. I’m looking over a four leaf clove [61]
В эту ночь колокол Амброуз Чепел прозвонил половину третьего, когда Хэдли, вернувшись из «Сторка», взошла на крыльцо пансиона «Джибуле». Она разулась в холле и поднялась по лестнице босиком.
Как и каждый вечер после работы,
61
Я смотрю на четырехлистный клевер (англ.).
Луна отбрасывала льняные отсветы на волосики ребенка. Тот же цвет, что у Арлана. Хэдли поцеловала спящего сына, отнесла его к себе в комнату, бережно уложила в кровать.
Она разделась, надела ночную рубашку и быстро легла в темноте, прижимая к себе ребенка, обнимавшего обезьянку.
Усталая, она лежала неподвижно с широко открытыми глазами. В голове стучало. Между тем она чувствовала себя умиротворенной. Она тоже успокоилась. Она легко, совсем легко потерлась подбородком о мягкие кудряшки ребенка.
– Мы его найдем, – прошептала она в подушку. – Однажды папа будет здесь, с нами, обязательно. Обязательно! Ты его сын.
С усталым вздохом она закрыла глаза.
– А я его жена.
Моя дорогая, моя сногсшибательная сестренка!
Как же я доволен – нет, счастлив, зная, что ты дома на две недели. Может быть, ты так стосковалась по маминым рагу и нормандскому торту, что будешь меньше любить четки? Я плохо себе представляю, как ты встаешь с рассветом, ты же иной раз даже жертвовала завтраком, чтобы поваляться в постели. Узнаю ли я тебя, когда вернусь, моя Розетта?
Джослин сделал паузу, чтобы надкусить печенье «Орео», и бросил остаток № 5, который съел его с быстротой молнии.
Когда Урсула, официальная хозяйка № 5, проводила вечера вне дома, песик устраивался на ночлег в студии Джослина в полуподвале. Время от времени, уткнувшись мордочкой в полукруглое окно, он наблюдал за ногами прохожих.
Авокадо. Мое последнее открытие! Ты, верно, представила себе адвоката, очкарика, зарывшегося в криминальные досье? Ошибка. Это что-то вроде зеленой груши, чертовски зеленой, с толстой кожурой, напоминающей линолеум в лавке Фродона на улице Этьен-Марсель. На вкус оно… крепкое и мягкое. Прохладное и маслянистое. Самое удивительное – его большая косточка, твердая, как деревяшка. Наверно, это деревяшка и есть. Я пытался ее расколоть – невозможно. Она хранит свою тайну философского камня. Я привезу тебе авокадо, когда вернусь, говорят, они хорошо выдерживают дорогу.
Джослин вытер перо клинексом. Этого он никогда не решился бы проделать тоненькими батистовыми платочками Жанин Бруйяр, его матери. С помощью № 5 он доел второе печенье.
Я пишу тебе это, и мое сердце поет от радости и плачет от горя одновременно. Я буду счастлив увидеть вас всех, я так скучаю по маме, но мне больно представить момент, когда придется покинуть Нью-Йорк, пансион «Джибуле», белок в Центральном парке, моих американских друзей.