Мечтатели не предают

Сашаа

– Разве это беда? А_____, не грусти. Это же на время. Ненавсегда, – говорила я.

И мы забирали чемоданы и возвращались в комнату в хостеле, в которой спали еще 12 таких же ловцов удачи.

Шепот перед сном: «Ты со мной?» Что ответить? Я в Америке, за окном гудит Манхэттен, а рядом качаются лукаво-зеленые, небрежно-беспечные глаза.

Лето в разгаре. Терять нечего. Мы помчали в Оушн-сити. Там жил мой приятель, с которым мы когда-то приехали играть песни о просветлении и исцелении. Он, как и я, разуверился и сбежал, а теперь работал в парке развлечений.

И

славное же было время! Дом в двух шагах от океана. Первые деньги. Совершили все беспечные глупости, прогуляли все теплые ночи, накупили все ненужные вещи… Ради этого мы здесь. Это и есть Америка. Зачем прекращать такое лето?

Быстро решила – остаемся. Приятель сказал, что у него есть знакомый юрист, который поможет с документами. Помнишь – в то лето родители продали квартиру Ба? Она завещала половину мне. Папа перевел деньги. Я добавила все, что заработала за лето. А_____ тоже.

А приятель, конечно, не дурак. Он обрел веру в деньги и исчез вместе с ними. Сезон завершился. Кто-то бросил во дворе старую «Хонду» – единственную награду от прошедшего лета.

Было все и пропало. Пришла осень.

Кливленд. Питтсбург. Чикаго. Сандаски.

И заклинание «это была твоя идея» превратилось в «это все из-за тебя». Ладонь – в кулак. Поцелуи – в ссадины и синяки. Автомастерская, заправка, склад, мойка. Финал один и тот же: ночь, наспех собранный чемодан, удары, увечья, удушье, и мы бежим прочь из города. Это моя вина, знаю-знаю. Ты не бросай меня, брат. Больше некому. Или никому… Господи, я забываю язык.

Белое знамя искало флагшток, чтобы взреять над окопом. Я набивался в друзья к колумбийцам, венесуэльцам, туркам, корейцам, японцам, китайцам, полякам. Они же после занятий спешат на работу, думаю. Быть может, кто-то сведет, представит, подскажет. Мы же заодно, нет? Трогательная, как приступ астмы, иллюзия.

– Друг мой, рад помочь, но в нашем ресторане только китайцы.

– Испанский? А, не знаешь. Тогда вряд ли.

– Вообще, владелец нанимает поляков. Я дам знать, если что-то изменилось.

Я завладел ключом ко всем замк'aм и з'aмкам одиночества. В какую бы дверь я ни звонил и ни колотил, она отворялась будто бы сама, но за нею гуляло эхо – участливого, но все же умолчания. Тебе здесь не место, бездельник.

Я забил на уроки и вернулся в каморку пораньше. Миссис Вудхэд стояла у окна. Она приподняла брови и сказала:

– Вы не находите, что оставлять окно открытым – не самый лучший выбор, не правда ли?

– Я просто забыл. Ночью так душно, понимаете.

– Весьма досадные обстоятельства. Впредь я попрошу вас быть бдительнее. И поберегите книгу – кажется, ее ценность не в том, чтобы служить подпоркой.

Я забурился на кровать и крутил между фалангами спичечный коробок. Выдвигал ящичек. Вдыхал серу. Точил ноготь большого пальца о черкаш. Тренировал навыки оригами на ста фунтах. Нашептывал под нос послание отца: «На самый черный день». Настал ли он?

Пораскинем мозгами. Оплатить неделю вперед. Десять фунтов в остатке. Депозит на два дня жизни – не больше. Переменим решение. Внести сбор за перебронирование

авиабилета – с сентября на июнь. На ближайшую дату. Прибавим билет на метро и билеты из Москвы. В остатке – ноль. Сошлось. До последних семисот рублей за ночь в сидячем вагоне, до… Язык провалился в кроличью нору.

«До дома».

Я заставил себя проговорить вслух. До дома. Вроде лишнего подтягивания, когда мышцы горят, мозоли жгут, но еще один раз, и все – срывайся вниз, бездельник, ты сделал больше, чем мог.

Впрочем, как я ни делил и ни перекладывал из кармана в карман страховочный трос номиналом в сто фунтов, ремонтантная бедность не пускала шерпу воображения в запределье фантазий, принося поутру все новые и новые плоды отчаяния: головокружение, утомление и аромат не стиранной одежды.

– …Что ж, бывают разные дни. Ты нашел работу? – спросила она.

Я натянул манжет на кулак и вдыхал через него спертый воздух. Что выбрать: правду или ложь?

– Ночным сторожем на стройке, ма-а-ам. Раз в час обход по периметру, а так читай книги и пей чай. Зато ночные часы – по двойному тарифу. Денег больше, чем ожидал. Не успеваю тратить.

– Но ты же ходишь на занятия?

– Профессор – гений. Прочитал лекцию про запечатление. Я исписал всю тетрадь, чтобы не упустить ни слова. Про мать-гусыню, слышала?

– Господи, Сашаа, ты же говорил про маркетинг… Какие еще гуси? Зачем врешь?

Единицы на телефонной карточке таяли. Механический голос перебил наш разговор и сообщил, что запаса осталось на пятьдесят секунд.

– Знаешь, вроде положено плакать, а я не плачу. Говорю ему: уехали они, уехали без возврата. Уроки твоей матери не прошли даром для наших детей. Люблю тебя, отвечает наш папа. Сказал впервые лет за десять, представляешь? Так его проняло. Неужели ради этих слов вы и оставили нас?

Жандарм телефонной связи вынес предупреждение: десять секунд.

– Я очень люблю…

Гудки равнодушия. Услышала ли она – не проверить.

СЕРИЯ КОНЦЕРТОВ ВДОХНЕТ ЖИЗНЬ В БОРЬБУ С БЕДНОСТЬЮ

ТАЙНЫЙ ИНВЕСТОР КУПИЛ КУСОК ПИКАДИЛЛИ СЧАСТЛИВАЯ

ПОЩЕЧИНА: ПОДРОСТКИ БЬЮТ НАОТМАШЬ ПРОХОЖИХ

СНИМАЮТ ВИДЕО ПОКУПАЮТ ЯХТЫ ПОКА ДРУГИЕ ГОЛОДАЮТ

Мэтти вышиб ногой дверь. В зубах он держал упаковку ветчины, под мышкой зажал багет, а в правой руке тащил банку джема.

Предки за городом, говорит. Девчонка с ними. В доме пусто, в животе – бездна. Сожрал бы лошадь, хрипит. А ты на труп похож уже. Свиньи полетят, пока заработаешь первые деньги, на, поешь.

Я предъявил Мэтти ксерокопию билля о правах в государстве Вудхэдов.

– Свалишь на дочку. Укуси, босс.

Он разломил багет на две части и протянул мне больший кусок. Я отказался. Мэтти плюхнулся на кровать. Он прошарил карманы и передал листовку:

РАЗЫСКИВАЮТСЯ ДОБРОВОЛЬЦЫ ДЛЯ ИССЛЕДОВАНИЯ

ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНОГО ПРЕПАРАТА ДЛЯ ПОВЫШЕНИЯ

КОГНИТИВНЫХ ФУНКЦИЙ ГОЛОВНОГО МОЗГА

Жаль, что с центром занятости неудача вышла, говорит. Вот запись на мое имя. Университетская клиника. Обещают 100 фунтов за пару часов. Держи айди.