Медь в драгоценной шкатулке

Архангельская Мария Владимировна

— Что это? Что ты тут делаешь, Соньши? Тебе нужно лежать! Гань Лу, ты посмел нарушить мою волю?

— Не гневайтесь на него, ваше величество, он пытался меня не пустить, я его заставила, — попросила я, и сразу же перешла к главному: — Ваше величество, моя служанка, Луй Усин… Это какая-то ошибка! Кто угодно, но не она!

Иочжун помолчал, хмурясь, покачал головой, и заговорил успокаивающим мягким тоном:

— Тебе не стоило приезжать из-за неё. Знаю, бывает трудно поверить

в предательство, но эта девка не стоит твоих усилий, поверь. Она предала тебя и совершила измену, и уже в этом призналась.

— Под пыткой! Ваше величество, это самооговор. Человек, терзаемый болью и страхом, может признаться в чём угодно, лишь бы это прекратить.

— Да не так уж её и пытали. На неё, не сговариваясь, показали и императрица, — Иочжун скривился, словно само это слово отдавало невероятной горечью, — и Юнэ Маней, и Фао Та, глава Службы врачевания. Именно ей он передавал снадобья, которые она подмешивала в твои благовония. Ты знаешь, что она ставила их тебе в спальню ещё весной, перед первым твоим выкидышем? Она и сама это рассказала, в мельчайших подробностях, раньше, чем её спросили. Я сам сперва думал, что на ней только чай, но нет, всё оказалось хуже.

— Она просто слышала, как… — я запнулась. Я хотела сказать: «Она просто слышала, как Гань Лу говорил о благовониях», но как раз в этот момент я вспомнила — а ведь Усин-то при том разговоре не присутствовала. Я тогда отослала её, желая побыть в одиночестве, и она, как и остальная свита, ждала на значительном расстоянии от облюбованной мной беседки, так что отчитывался Гань Лу только мне. А потом я просто попросила слуг не зажигать благовоний вообще, никаких, мотивируя это возросшей чувствительностью к запахам. И даже не особенно кривила душой при этом.

— Лекарь Гань, — я повернулась к врачу, — вы кому-нибудь говорили о благовониях, которые нашли у меня?

— Нет, госпожа Драгоценная супруга. Я никому не передаю содержание своих разговоров с пациентами.

— Иди к себе, ляг, — напомнил о себе император. — Скоро всё это закончится. А тебе надо набираться сил.

— Но как же… Мы же были сёстрами…

— Подлый люд, — сказал его величество таким тоном, словно это всё объясняло. — Императрица взяла её отца на службу в Отдел экипажей, и зятя, мужа сестры — на поставки в Отдел кушаний.

— Так может, — ухватилась я за возможность оправдать подругу, — она угрожала семье Усин, если та не подчинится?

— Да уж не без того.

— Но тогда Усин не так уж и виновна! Почтение к родителям — первая добродетель…

— Что значит — не так уж и виновна? Верность императору превыше всего. И она, и её семейство — они все обязаны, если того требует долг, пожертвовать всем, в том числе и жизнью, ради блага престола и империи. Твоя слуга пренебрегла своим долгом и должна за это заплатить.

Я молчала, чувствуя себя полностью подавленной. Император не выглядел озлобленным

или хотя бы раздражённым, видно было, что его решение вполне взвешено, это не порыв, не ослепляющая ярость. И я не видела способа поколебать его уверенность в своей правоте.

— Ваше величество, я молю о милосердии, — тихо сказала я.

— Нет, добрая моя девочка. Если бы речь шла только о тебе — может, я и прислушался бы. Но она покусилась на драконью кровь, на моих детей. И я не хочу, да и не имею права спустить такое с рук.

И я поняла — всё. Просить дальше всё равно, что биться головой о каменную стену. Расшибёшь голову в лепёшку, а стене хоть бы хны. Оставалось утешаться лишь тем, что я сделала всё, что могла. Так себе утешение, если честно.

— Эльмы… — император снова скривился, словно у него болел зуб, и отвернулся. — Императрица отравила всё, до чего смогла дотянуться. Теперь я понимаю, отчего Тайрен вырос таким… Я слишком мало уделял ему внимания, понадеялся на его мать. А эта семейка и рада стараться. Ну, ничего, хотя бы теперь я покончу с этой заразой. Весь род до девятого колена, как и завещали предки. Чтобы и память о них исчезла.

Я приоткрыла рот. Голос императора прозвучал настолько обыденно, что до меня не сразу дошёл страшный смысл его слов.

— До… девятого колена?

— Так и надлежит поступать с изменниками. Пусть это послужит уроком всем остальным.

Я судорожно вздохнула. До девятого колена?! Это сколько же человек? Ладно, смерти самого вана Лэя я не слишком бы огорчилась. И даже смерти его сыночков, хотя этим двоим мне и предъявить-то особо нечего, кроме парочки обидных слов, сказанных когда-то в адрес комнатной девушки императрицы. Но остальные?.. Жена Эльма? Дочери? Наложницы? Говорят, одна из них недавно родила ещё одного мальчика, ван всё ещё вполне крепок. Младенца тоже под нож?! А прочая родня, дети, старики?..

— Ваше величество!

— Что?

— Умоляю! — я оттолкнула державшую меня под локоть Мейхи и бросилась на колени, схватившись за императорский рукав. — Не трогайте их! Они ничего не делали, они вас не предавали!

— Соньши, дурную траву вырывают с корнем…

— Но ваше величество! И на добром дереве бывают кислые сливы! Императрица предала не только драконью кровь, она предала весь свой род! Дайте им шанс!

Странно, когда я ехала сюда, то казалась себе спокойной, как танк, и столь же целеустремлённой. Но вот последняя капля незаметно для меня переполнила чашу, и меня натурально затрясло. Из глаз брызнули слёзы, и я почувствовала, что вот-вот сорвусь в настоящую истерику с рыданиями и, быть может, даже катаниями по полу.

— Соньши!..

— Ваше величество, это из-за меня! Возьмите всё, возьмите звание Драгоценной супруги, отправьте в тюрьму меня, но пощадите семью Эльм!!!