Медь в драгоценной шкатулке
Шрифт:
— Ваше величество, — Гань Лу высунулся из-за моего плеча, — для выздоровления госпожи ей нужен покой. Ничтожный молит о прощении, но, боюсь, сейчас успокоить госпожу может только ваше величество.
— Ты же говорил, её здоровье вне опасности!
— Да, ваше величество, но всё в воле Неба. Ничтожный заслуживает смерти, однако если госпожа Луй не будет утешена и успокоена, он ничего не может гарантировать.
Мимоходом мелькнула мысль, что никогда ещё с момента попадания в этот мир я не рыдала так бурно, как сейчас. Да и до того, прямо скажем, такое со мной случалось не часто. Император шумно вздохнул, потом ещё раз, и где-то с полминуты тишину нарушали только
— Ладно. Но только ради… Я отменяю казнь. Но ты сделаешь всё, чтобы она была в порядке!
Я истово поклонилась до земли, стукнувшись лбом об пол, а потом схватила ладонь Иочжуна и прижала к щеке. Он ещё раз вздохнул и погладил меня по голове. Гань Лу властным голосом показал принести воды, и один из евнухов, торчавших в приёмной неподвижно до полной незаметности, сорвался с места. Вода оказалась кстати, я обнаружила, что хотя самое страшное уже миновало, я не могу остановиться. Судорожные всхлипывания всё продолжались и продолжались, и я напомнила самой себе заводную куклу, которая вынуждена повторять одни и те же действия, пока не кончится завод.
— Не знаю, как вас благодарить, — сказала я Гань Лу, когда меня всё же успокоили, вывели из дворца и посадили в паланкин.
— Лучшей благодарностью с вашей стороны будет вернуться в постель, — ворчливо отозвался врач. — И не пустить по ветру плоды моих трудов.
Глава 23
— Плыли как-то на одном корабле чиновник, торговец и монах. Вдруг корабль налетел на скалу и разбился. Кое-как эти трое выбрались на маленький безлюдный островок. Ходили они по островку, осматривались и нашли запечатанный сосуд. Сломали печать, открыли крышку, а оттуда вылез могущественный дух. Вы, говорит, освободили меня из тысячелетнего заточения, и в благодарность я выполню каждому из вас по два желания. Ну, торговец сразу сказал — хочу мешок золотых слитков и домой. Чиновник тоже недолго думал: хочу красивых наложниц и домой. Остался монах в одиночестве. Посидел, поразмышлял и говорит: «Хорошие были люди, жаль с ними расставаться! Кувшин вина и обоих обратно».
Все рассмеялись. Я улыбнулась веселящемуся императору и подумала, что в только в искренности его смеха и могу быть уверена.
Следствие, слава богу уже закончилось, приговоры были вынесены и приведены в исполнение. Оказалось, что вырезание до девятого колена грозило не только семье Эльм, и я порой малодушно радовалась тому, что не знала об этом раньше. Потому что если шурин и его семейство для императора всё же были не совсем чужие, и пощаду для них удалось вымолить достаточно легко, то кто знает, что бы было, вздумай я просить за семьи врачей и приближённых императрицы. А иногда я казнила себя, что не додумалась до очевидного и хотя бы не попыталась спасти ещё хоть кого-нибудь. Но дело было сделано. Казни шли целый месяц, немногие уцелевшие отправились на Скрытый двор или в лучшем случае в пожизненную ссылку. Ван Лэй с сыновьями и дядей сидел в тюрьме, и, похоже, император до сих пор не придумал, что же с ними делать дальше, если уж не казнить. Остальное семейство Эльм также отправилось куда-то в приграничную область. Как ни странно, смерти избежала и императрица: её отправили в какой-то дальний горный монастырь, замаливать грехи, видимо.
Какой смертью умерла
Кто выиграл от всего происшедшего, так это Гань Лу. Бывший рядовой лекарь, со сроком за спиной, как сказали бы в нашем мире, в один миг оказался удостоен высочайшего доверия и милости. Фактически он возглавил почти начисто уничтоженную гаремную Службу врачевания, и теперь энергично поднимал её из руин, подбирая новых лекарей, служителей и аптекарей. И никто не сомневался, что закрепление за ним новой должности и нового ранга вопрос лишь времени. Второй, кому гаремные перестановки оказались скорее на пользу, была Благородная супруга. С момента ареста её величества и по сей день госпожа Тань естественным образом взялась рулить всеми делами Внутреннего дворца, как, собственно, ей, заместительнице императрицы, и надлежало. И, хотя многие ждали, что я попытаюсь отодвинуть её от ведения дел, когда достаточно оправлюсь, и такая возможность у меня, несомненно, была, я не стала и пытаться. Чем сломала шаблон, по крайней мере, своим людям. Они, поглядывая на меня со смесью страха и восхищения, уже начали судачить меж собой о том, что мне надлежит сделать, став хозяйкой гарема, и были, кажется, изрядно разочарованы, поняв, что я ни во что не собираюсь вмешиваться. Во всяком случае, больше, чем это совершенно необходимо.
А вот третьим, кого можно было поздравить, стал его величество. Успешно оправившись от пережитого потрясения, вызванного осознанием, что, оказывается, окружающие могут ставить свои интересы выше, чем его, император вдруг расцвёл и скинул добрый десяток лет. Причина выяснилась достаточно быстро — он ждал нового сына. И почему-то непременно от меня. Теперь, когда стало ясно, что проклятие Небес тут не при чём, казалось бы, в его распоряжении был целый гарем — размножайся не хочу. Но нет. Император терпеливо дожидался, пока я достаточно окрепну, чтобы снова начать со мной супружескую жизнь.
— Я назову его Шэйрен — Слава мира, — говорил он, поглядывая на мой живот так, словно вожделенный мальчик уже был в нём. И я с улыбкой кивала, даже не пытаясь напомнить, что это может оказаться и девочка, и дивясь, насколько похожи мои отношения с отцом и сыном. Та же невесть откуда взявшаяся страсть, те же, чуть ли не слово в слово повторявшиеся упрёки в холодности и недостатке любви, которую я обязана предоставлять по первому требованию, та же святая убеждённость, что вот сейчас-то я, ух, нарожаю!.. Для полной симметрии оставалось только родить ему вторую дочь.
Гарем выжидательно притих. Его обитательницы льстили мне в глаза и при этом старались избегать. Единственной, кто как ни в чём не бывало поддерживала со мной отношения, оставалась Тань Мэйли. Отчасти поэтому я не стремилась взять на себя груз забот о гареме. Предпочитала наблюдать, что и как она делает, и мотать на ус. Просто на всякий случай, далеко в будущее я не загадывала.
— Я должна поблагодарить вас за ваши письма, — сказала я ей, когда она пришла меня навестить после моего возвращения в Таюнь. — Благодаря вам моя Лиутар словно бы всё это время была со мной.
— Не стоит благодарности, — с грустной улыбкой отозвалась госпожа Тань. — Мне ли не знать чувств матери, разлучённой со своим ребёнком?
Я сочувственно вздохнула. Переписка с Благородной супругой действительно изрядно скрасила мне месяцы моего добровольного затворничества во дворце Успокоения Души. Конечно, из дворца Полночь мне тоже слали отчёты, но они были в основном о состоянии здоровья и развития маленькой госпожи, а Тань Мэйли писала о повседневных, но таких дорогих сердцу матери мелочах: как Лиутар непочтительно разорвала свиток с охранными молитвами, как она залезает на диван, а потом смело шагает с края, так что еле успевают ловить, как внезапно возлюбила игрушку — меховую собачку, и спать теперь соглашается только с ней. И после, окрепнув достаточно, чтобы снова начать навещать дочь, я частенько заставала Благородную супругу во дворце Полночь. Так что вскоре мы уже просто начали ходить к Лиутар вдвоём, и я не испытывала никакой ревности, глядя, с каким удовольствием она возится с малышкой.