Медицинский триллер-2. Компиляция. Книги 1-26
Шрифт:
— Знаешь, я и сам… — Он умолк, не договорив, и Алсу насторожилась.
— В чем дело? — спросила она с тревогой.
— Был один неприятный эпизод. Ко мне приходила жена Гальперина. С адвокатом.
— Не много ли адвокатов на один квадратный метр больницы?
— И я о том же.
— Что им было нужно?
— Они собирали свидетельства о недееспособности Гальперина.
— Слушай, я не была с ним лично знакома, но, по-моему, только полный идиот…
— Так я им, собственно, и сказал. Другими словами, конечно. Хотя предпочел бы именно этими.
— И ты считаешь, жена могла приложить руку?
— Прикончить муженька, чтобы он не успел составить завещание? Я почти не сомневаюсь, что у Гальперина оно уже было готово — как-никак он законник, а они знают,
— Ты ведь не все мне рассказал, да? — нахмурилась Алсу, заметив, что меж бровей Мономаха залегла глубокая складка. — В чем дело?
Он спросил себя, стоит ли рассказывать о сцене, которую наблюдал в больничном коридоре. Гальперина передавала Алине Руденко деньги — то, что они были завернуты в непрозрачный пластиковый пакет, никого не могло обмануть. Чего жена… нет, теперь уже вдова Гальперина пыталась добиться от Руденко? Скорее всего, подписи на документе, составленном ее адвокатом, которую девушка отказалась поставить в присутствии непосредственного начальника. Однако это не могло иметь отношения к смерти Гальперина, поэтому Мономах решил промолчать. Его внимание сосредоточилось на стройных лодыжках кардиолога. Прокручивая в голове случившееся в зимнем саду, Мономах вспоминал вкус ее губ, податливое, гибкое тело в своих руках, и праведные мысли о том, что им не стоит связываться, улетучивались сами собой, оставляя после себя лишь неясное облачко неуверенности. Видимо, она прочла это на его лице, потому что медленно поднялась с дивана и подошла. Очень близко. Их глаза, серые и темно-карие, находились на одном уровне.
«К черту! — промелькнуло у него в голове. — Но потом буду жалеть…»
Сидя в приемной главврача, Алла грызла батончик «Сникерса» и размышляла о вчерашнем разговоре с Владимиром Князевым. Она готовила себя к встрече с сухарем и грубияном, однако, вопреки ожиданиям, зав ТОН отделением ей понравился. Он оказался отзывчивым и внимательным, да и вполне симпатичным мужчиной средних лет. Князева нельзя назвать красавцем, но он производил впечатление исключительно обаятельного человека. Его открытое лицо с широкими татарскими скулами, крупным, несколько плоским носом и круглыми, яркими серо-голубыми глазами вызывало доверие. В разговоре с ней Князев был сдержан, но ей не показалось, будто ему есть что скрывать. Напротив, он откровенно ответил на ее вопросы. Надо выяснить о нем побольше!
Алла вовсе не пришла в восторг, когда начальство поручило ей это неприятное дело. Она подозревала, что и самому начальству оно не по душе, но, видать, у Гальперина нашлись друзья на самом верху. Она не знала покойника лично, но по Питеру ходили слухи о его беспринципности и безжалостности. Одно имя Гальперина вызывало испарину у разводящихся мужей и жен, если он выступал не на их стороне. Покинутые женщины пачками приходили в студии ток-шоу в надежде повлиять на сложившуюся не в их пользу ситуацию. Напрасно — Гальперин работал чисто, но грязными методами. Алла слышала, что он не гнушался шантажа, использовал подставных лиц и лжесвидетелей, лишь бы выиграть дело. Он подкупал работников органов опеки, соседей и воспитателей в детских садах. Он платил психологам, обрабатывающим детей таким образом, чтобы у судей не оставалось сомнений в том, что родная мать — ехидна, а папа — единственное на свете существо, желающее им добра. Из-за этого Алла, будучи женщиной, заочно ненавидела Гальперина. И именно ей выпало разбираться в обстоятельствах его смерти! Алла успела наизусть выучить краткую справку о личности адвоката. Ее помощница Юля сильно удивилась, когда начальница попросила подготовить документ, который обычно требуется только в случаях доказанных преступлений. Алла не сомневалась в естественности причин ухода из жизни Гальперина, однако, прочтя материалы Юли, призадумалась. Два покушения, лишь по чистой случайности не увенчавшихся успехом, кое-что да значат! Тем не менее представить, что кто-то из персонала больницы мог намеренно нанести вред тяжелобольному человеку, сложно. Но ведь существовали и другие возможности —
Беседа с главврачом не являлась необходимостью — по крайней мере до тех пор, пока нет отчета патологоанатома, но Алла привыкла подходить к любой проблеме тщательно. Помимо прочего, ей хотелось услышать мнение Муратова о Князеве.
Наконец, секретарша пригласила ее в кабинет. Алла оправила блузку и толкнула дверь в вотчину главного врача больницы. Секретарша с сожалением проводила грузную фигуру глазами, думая: «Надо же, красивая баба, а так распустилась!» Сама она была болезненно худощавой миниатюрной блондинкой: грузный Муратов предпочитал стройных женщин.
Алла любила угадывать характер человека по его внешности. Муратов не понравился ей настолько же сильно, насколько понравился Князев. Тучный краснолицый мужчина с глубокими залысинами на лбу, мясистым носом и угреватой кожей, он не производил впечатления человека, ведущего правильный образ жизни. В отличие от поджарого, спортивного зава ТОН. Гиппократ писал, что врач обязан выглядеть здоровым и своим видом доказывать пациентам, что его рекомендации непременно приведут к выздоровлению. Если бы главврач, как Князев, вздумал давать Алле советы в отношении ее здоровья, она вряд ли отнеслась бы к ним серьезно, принимая во внимание его лишний вес и явные признаки гипертонии.
С первых же слов главного стало ясно, что он терпеть не может Князева, но старается это скрывать, не зная, как сказанное им повлияет на его собственную судьбу. Обычная ситуация, когда, с одной стороны, очень хочется нагадить неприятному тебе персонажу, но страшно задеть себя, ведь Князев — его подчиненный!
— Ума не приложу, что тут следователю из Комитета делать! — качал массивной головой главный, одновременно постукивая толстыми пальцами по деревянной столешнице. Алла машинально отметила, что по сравнению с муратовским кабинет Князева напоминает монашескую келью: главврач не поскупился потратить больничные деньги на собственный комфорт. Мебель — сплошь кожаная, стол и шкафы — из натурального дерева, да и письменные приборы, включающие два бронзовых пресс-папье в форме орлиных голов, стоят недешево.
— Не стану скрывать, — продолжал между тем Муратов, — ТОН — одно из самых проблемных отделений больницы…
— В самом деле? — перебила Алла. — А я вот слышала, что туда очередь стоит из плановых больных. Говорят, хирурги работают хорошие, буквально людей на ноги ставят!
— Это да… У них ведь… у нас то есть самая современная техника. Знаете, как трудно выбивать новую аппаратуру?
— Могу представить, — сочувственно кивнула Алла. — Но кадры, разве они — не самое главное?
— Ну кадры, кадры… При предыдущем главвраче, понимаете, завы распустились!
— В смысле?
— Много воли он им давал.
— И Князев «распустился»?
— Да нет, думаю, он всегда такой был. Авторитетов не признает, субординацию не соблюдает…
— Но хирург хороший?
На лице главного отразилась такая очевидная борьба с самим собой, что Алла едва не прыснула.
— Да, — нехотя выдавил, наконец, Муратов, — хирург он классный. Потому и терплю его! — не смог не подпустить он ложку дегтя. — Понатащил в отделение гастарбайтеров разных… Вы в курсе, кто был лечащим врачом Гальперина? Чангминг Ли… или Ли Чангминг — у них там черт ногу сломит с этими именами!
— Китаец?
— А еще у него есть девица из Пакистана, представляете?
— Ну, надеюсь, они все имеют медицинские дипломы? И по-русски понимают?
— Да они у нас учились, в Питере. Но я не об этом: зачем, спрашивается, заморачиваться с документами, паспортами, визами, когда можно взять местных ребят?
— Может, потому, что эти лучше? — рискнула предположить Алла.
— А больнице — лишний геморрой, простите за образность! Проверки разные, бумажки, налоговая и эмиграционная службы… Все ему, Князеву, по-своему сделать надо!