Медная пуговица. Кукла госпожи Барк
Шрифт:
— Не надо, почтенный хаким Аббас. Я случайно спросил вас про этого Краузе.
Гость мой молчал, потом вздохнул и еще тише сказал:
— Ага! Вы сами подошли ко мне, я вас вовсе не знал, и я случайно очутился в вашем доме. Поэтому вы должны поверить моим словам. Я бедняк, фагыр (нищий). И отец, и дед мои были из самой несчастной райи (бедноты), и никогда никто из них ни от кого не слышал ласковых, добрых слов, не видел правильных, хороших дел. От своих властей и помещиков — побои и ругань, ну, а уж об иностранцах и говорить нечего. Инглизы считают нас ниже собак и грязнее свиней. И вот, ага, вдумайтесь в то, что я скажу вам: первый раз в жизни добрые слова
— Садитесь, садитесь, пожалуйста, Аббас хаким! — сказал я, усаживая на стул гостя.
— Мы, иранцы, очень внимательно наблюдаем за всеми, ага. Инглизов и американи мы отлично знаем и ничего не ждем от них хорошего, но с русских мы не спускаем глаз. А почему? Для того, чтобы проверить, такие ли они хорошие в жизни, как говорят о них. И народ радуется. Ваши солдаты просты, храбры и справедливы. В них нет английской надменности и американского презрения к нам. Разве я, простой и нищий человек, пошел бы в гости к амрикани или инглизу? Я бы и не посмел, и не поверил бы им, а к вам пришел без страха, потому что вы русский, советский человек. Я все это говорю, ага, к тому, что если чем–нибудь смогу заплатить хотя бы частицу долга моего отца и деда, то с радостью сделаю это. А теперь, ага, если вам не безразлично, отпустите вашего гостя, и он вскоре снова посетит ваш дом.
Я крепко пожал Аббасу руку.
— А это, дорогой хаким, примите от меня в виде платы за обучение и ваше потерянное время, — сказал я, передавая гостю пятьдесят риалов.
Минуту Аббас колебался, затем отстранил мою руку:
— Не надо, сагиб! Вы дали моему достоинству и сердцу больше, чем любые деньги. Вы принимали меня, как хозяин гостя, мы пили за вашим столом, как равные, беседовали, как друзья. Разве могу я после всего этого, сагиб, взять от вас деньги?
Он прижал к сердцу ладони, низко поклонился и со словами «селям» (будьте здоровы) ушел.
— Госпожи Барк нет дома, — изгибаясь передо мной в дугу, сообщил швейцар. — Но если его превосходительство подождет, я вызову ее горничную, — предложил он и, не дожидаясь ответа, позвонил.
— Господин полковник! — раздался сверху голосок Зоси, и она стремительно сбежала по лестнице ко мне. Глаза ее светились, сияли радостью и теплом. Подвижная, ласковая, живая, она была прежней Зосей, обаятельной и деликатной, доверчивой и желанной, той самой, какой я увидел ее в первый раз.
— Как хорошо, что вы заехали! Ведь госпожа Барк искала вас, хотела звонить вам. Если вы не торопитесь, поднимитесь, прошу вас, наверх, и я позвоню мадам, доложу о том, что вы приехали.
— Охотно, — сказал я, любуясь ею.
Зося
Она легко взбежала по лестнице и, распахивая дверь, сказала:
— Прошу вас.
По ее лицу, по радостному возбуждению, по тому, как она бросилась ко мне, было видно, что мой приезд обрадовал ее. Она что–то хотела сказать, но я поднял предостерегающе палец.
— Позвоните, пожалуйста, госпоже Барк и передайте ей мой привет.
Девушка, несколько удивленная моей холодностью, недоумевающе посмотрела на меня.
— Сейчас позвоню, — растерянно сказала она и набрала нужный номер. Пока она звонила, я быстро написал карандашом:
«Зося! Ни звука, ни слова не говорите со мной ни о чем, кроме как о госпоже Барк. Я не доверяю даже стенам этого дома. Ваш брат уже вызван сюда и через несколько дней вы увидите его… Напишите, когда и где мы увидимся с вами… — Я подумал, помедлил и дописал: — Очень, очень хочу встретиться…»
— Госпожа Барк? Говорит Зося! Господин русский полковник приехал с визитом, хотел оставить карточку, но я, зная, что вы искали его, попросила его наверх… Он у телефона… — И, повернув ко мне свое милое личико, все с тем же недоумевающим видом, сказала: — Прошу, госпожа Барк ждет вас.
Я дал ей записку и взял трубку.
— Хелло! Это вы, мой милый полковник! — услышал я в аппарате знакомый голос. — Как хорошо сделала Зося, что соединила нас…
— Я очень признателен и благодарен ей за это, — сказал я.
— Какие счастливые ветры занесли вас ко мне? — снова зарокотало в трубке.
— Желание видеть вас…
— …и немного Зосю… Не так ли?
— Честное слово, верно! — рассмеялся я. — Прямо скажу, ваша очаровательная Зося не на шутку нравится мне.
— Что вы, что вы, пан полковник! — хватая меня за руку, прошептала девушка.
Я легко и нежно обнял ее свободною рукой и прикоснулся губами к ее лбу.
— Ради бога, не говорите этого при ней, а то вы вскружите голову бедной девочке, — сказала мистрис Барк.
— Нет, мадам, это не страшно!.. Ваша Зося холодна ко мне, несмотря на мои страданья, — сказал я, снова целуя неподвижно и покорно стоявшую девушку, — а главное, я…
— Хотите я закончу за вас? — весело прозвучал голос Барк. — Главное, что вы, как Парис…
— …запутался, встретив трех богинь, и вот я…
— …и вот вы просто не имеете яблока, чтобы выбрать свою богиню. При встрече я дам яблоко, а вы передайте его…
— …достойнейшей, — закончил я.
— Любовь слепа. Кто знает, какая женщина или какой мужчина является достойнейшим? К сожалению, мы это узнаем поздно. Иногда слишком поздно! — со вздохом закончила она. — Ну, да что мы с вами ведем такой скучный разговор. Я нахожусь сейчас у прелестной госпожи Янковецкой.
— Передайте ей мой привет.
— Приезжайте сюда и сделайте это сами. Скажите Зосе, чтобы она проводила вас… Как видите, я не ревнива, — засмеялась мистрис Барк.
— Вы просто умны и равнодушны, — сказал я.
— Кто знает, в чем заключается женский ум и где кончается равнодушие… Итак, передайте трубку Зосе, я сама скажу ей.
Я отдал трубку.
— Хорошо… я провожу, — тихо сказала Зося и, вешая трубку, прижалась ко мне. Затем, словно испугавшись своей смелости, бросилась в другую комнату. Спустя несколько минут уже в пальто она вышла ко мне.