Медная пуговица. Кукла госпожи Барк
Шрифт:
Тейлор качнулся в мою сторону.
— Вас устраивает это?
— Нет, — сказал я. — У меня все–таки есть совесть.
Я, конечно, понимал, что тут бесполезно говорить о таких предметах, как совесть. Но мне казалось, что следует поторговаться и порисоваться, и именно в плоскости моральных категорий. Это всегда производит впечатление. Кроме того, надо было оттянуть время; этот генерал свалился на меня, как снег на голову, и мне показалось очень важным как можно скорее поставить в известность о его появлении Пронина.
— Вы перестали бы меня уважать, если бы я согласился на ваше предложение, —
И вдруг Тейлор засмеялся тоненьким добродушным смехом, как смеются над тем, что, безусловно, подлежит осмеянию.
— Все это мне известно, — сказал он. — Патриотизм, благородство, честь! Все эти ценности котируются у интеллигентных людей, но есть нечто, перед чем блекнут и честь, и благородство, и любовь просто, и любовь к отечеству. Есть сила, выше которой нет ничего на свете…
Я отрицательно покачал головой.
— Не качайте головой, не изображайте из себя ребенка, — назидательно сказал Тейлор. — Я не открываю истин, об этом хорошо писал еще Бальзак. Деньги — вот единственная сила, которой ничто не противостоит в нашем мире.
— Вы полагаете, времена Бальзака еще не прошли? — спросил я не без иронии.
— И никогда не пройдут, — уверенно произнес Тейлор и еще раз с явным удовольствием повторил: — Деньги, деньги и деньги! Ничто не может сравниться с могуществом золота. Я трезвый человек и не люблю бездоказательных суждений. Мы хотим и будем главенствовать в мире, потому что мы богаче всех. Слабость русских в том и заключается, что они воображают, будто миром движут какие–то идеи. Абсолютная чепуха! Миром движут деньги, а тот, у кого денег больше, тот и является хозяином жизни.
Все это говорилось столь просто, с такой будничной непререкаемостью, что у меня не возникало никаких сомнений в том, что Тейлор высказывает свои истинные убеждения.
— Коммунисты с презрением говорят о власти денег потому, — продолжал он, — что деньги не могут принадлежать всем, а тем, у кого их нет, не остается ничего другого, как их презирать. Но те, кому удается разбогатеть, быстро меняют свои убеждения.
Я не хотел бы пользоваться трафаретными сравнениями, но он смотрел на меня, как удав на кролика.
— Вы тоже измените своим убеждениям, как только разбогатеете, — убежденно сказал Тейлор. — А сделаться богатым помогу вам я, и не потому, что вы мне нравитесь, а потому, что мне это выгодно. Не думайте, что я щедр, это только дураки бросаются деньгами. Люди вообще дешевы, а низкие людишки дешевле всех остальных: стоимость рядового шпиона не превышает стоимости хорошей свиной туши. Но среди этого кордебалета есть примадонны, и им приходится платить дороже, иначе они будут танцевать у другого антрепренера. Офицер советского генерального штаба и коммунист, не имеющий в прошлом грешков перед своей партией… Такой товар стоит денег, и мы не постоим за ценой. — Мой собеседник добродушно рассмеялся. — У вас хорошие перспективы, майор! Домик на берегу моря в Калифорнии, красивая жена, апельсиновая роща, вечная песня моря…
Он отодвинулся в тень, я почти перестал его видеть.
—
— А если я откажусь? — задал я вопрос в свою очередь.
— Тогда мы вас ликвидируем, — деловито ответил он. — Вы знаете слишком много для того, чтобы вас можно было отпустить, да и вообще незачем отпускать кого бы то ни было, кто может стать нашим противником. Вас убьют и похоронят еще раз. Конечно, для нас не составило бы труда изобразить вас изменником и предателем. Ваше имя покрылось бы позором, а ваши близкие подверглись бы в России остракизму. Но мы не будем этого делать. Я противник излишней театральности. Вас уберут тихо и незаметно. Но если вы станете работать с нами, я гарантирую вам блестящее возвращение на родину. Вы будете заключены в какой–нибудь немецкий лагерь смерти, откуда вам будет предоставлена возможность совершить героический побег. Вы вернетесь в Советский Союз, и вам будет обеспечено успешное продолжение вашей карьеры. Мы не будем торопиться и лишь спустя некоторое время установим с вами связь…
В общем, мой дальнейший жизненный путь был уже определен мистером Тейлором или кем–то из его помощников.
— А что требуется от меня? — спросил я.
— Ничего, — выразительно ответил Тейлор. — Мы сегодня же выдадим вам аккредитив на любой нейтральный банк, и все. Причем я рекомендовал бы вам выбрать Швейцарию или даже лучше Швецию. Ну а если вы вздумаете нас обмануть, вы в две минуты будете скомпрометированы.
— Я должен подумать, — сказал я. — Это слишком ответственно. Дайте мне несколько дней…
— Я вас понимаю, — с неожиданным для меня сочувствием отозвался Тейлор. — Бывают моменты, когда серьезному человеку нелегко сделать выбор между жизнью и смертью. Но я не могу дать вам даже одного дня. Сегодня после четырех я улетаю из Риги. В воздухе будет устроен специальный коридор… Поэтому… — Он прикинул в уме время. — Сейчас семь. В полдень вы явитесь обратно и скажете, какую команду мне отдать…
Несмотря на всю категоричность тона, мне показалось, что этот прожженный циник далеко не уверен в моем ответе.
— Идите, — сказал он.
Все тот же человек в полувоенной форме проводил меня из передней на лестницу.
Домой я, можно сказать, не шел, а бежал. Но Железнов еще не вернулся! Мне необходимо было встретиться с Гашке. Я искал предлога… И, как всегда, оказалось, что нет положения, из которого нельзя было бы найти выхода.
«Под каким предлогом я могу встретиться с Гашке?.. Ну, под каким?» — думал я.
Из немцев никто не знал о нашем знакомстве.
И тут я вспомнил нашу встречу в букинистической лавке.
Пронин отлично понимал характер этих «европейцев» в эсэсовских мундирах…
Это был такой удобный предлог!
Действительно, разведчику могут пригодиться самые странные вещи. Янковская была права. Даже скабрезные картинки могли, оказывается, сослужить полезную службу!
Я кинулся к своему сейфу…
Конверт с картинками лежал все на том же месте, куда его положила Янковская в начале нашего знакомства.
На этот раз я внимательно пересмотрел снимки. Да, они могли понравиться любителям этого жанра. Я сунул конверт в карман, спустился во двор, вывел на улицу машину и помчался в гестапо.