Медная пуговица. Кукла госпожи Барк

Овалов Лев Сергеевич

Потом Гренер подошел к авиационному генералу, сидевшему за картами, прошептал что–то ему.

Тот немедленно поднялся и, не прощаясь, ничего не объясняя своим партнерам, тотчас пошел из комнаты.

Гренер развел руками и улыбнулся гостям:

— Извините, господа, но меня срочно вызывают к тяжелобольному…

Он всех выпроводил очень скоро.

Мы остались втроем — он, Янковская, я.

Он вежливо обратился к Янковской:

— Вы поедете со мной?

Она утвердительно наклонила голову.

— Я только переоденусь, — сказал

он и пошел журавлиным своим шагом прочь из комнаты; через две минуты он появился в синем штатском пальто.

— Что случилось? — спросил я Янковскую, воспользовавшись минутным отсутствием Гренера.

— Хозяин! — серьезно сказала она. — Прилетел хозяин!

ГЛАВА XI. Голос из тьмы

От Гренера я вернулся домой один, Янковская куда–то уехала вместе с ним. Она появилась у меня на следующий день уже к вечеру. Вошла, поздоровалась, уселась в столовой, выпила даже чашку кофе, внешне вела себя, как всегда, но мысли ее витали где–то далеко. Против обыкновения она была на этот раз неразговорчива. Спустя час или два, скорее для того, чтобы нарушить ее сосредоточенное молчание, чем ради самого вопроса, я поинтересовался, собирается ли она к Гренеру; от меня она часто направлялась прямо к нему. Как бы проснувшись, она ответила, что профессора сегодня не застать ни дома, ни на работе.

— Сегодня он на приеме… — Она недоговорила, прошла в гостиную, закрыла двери, прилегла на диван и закурила папиросу.

Вид у нее был усталый.

— Я переночую здесь, — просительно сказала она. — Не беспокойтесь, я не собираюсь вас совращать…

Она курила торопливо, жадно, захлебываясь дымом.

— Если хотите, я отвезу вас домой, — предложил я.

— Не стоит, мне пришлось бы подняться слишком рано. Да, Август, пришло время и для вас. Тот, кто вчера прилетел, хочет вас видеть, он велел привезти вас завтра к шести часам утра.

— А кто вчера прилетел? — спросил я. — Кто это такой?

— Хозяин, — повторила она свое вчерашнее определение.

Я, конечно, догадывался, что значит это слово, но все же не угадал, кто это мог быть. Скорее всего, думал я, это кто–нибудь из руководителей немецкой тайной полиции; я даже допускал, что это могли быть Гиммлер или Кальтенбруннер.

— А нельзя яснее? — спросил я.

Она было замялась, но потом — мне ведь все равно предстояла встреча с этим человеком — сказала:

— Это один из видных деятелей заокеанской державы, который может там почти все.

— Как, сюда явился президент? — иронически отозвался я. — Или государственный секретарь?

— Нет, — сказала Янковская. — Это один из руководителей разведывательного управления.

— И, по–вашему, он так могуществен?

— Да, — сказала Янковская. — Волнами и молниями он, может быть, и не повелевает, но

нет на земле человека, которого не могла бы подчинить его воля.

— Однако! — воскликнул я. — Вы здорово его поэтизируете!

— Я убедилась в его силе, — просто сказала она. — Впрочем, я выразилась неправильно. Это сама сила.

— И с этой могущественной личностью мне предстоит завтра встретиться? — спросил я.

— Да, — сказала Янковская. — Идите отдохните, я разбужу вас. Вам предстоит нелегкий разговор.

— Еще один вопрос, если это, конечно, не секрет, — сказал я. — Каким образом эта могущественная личность очутилась в Риге?

— Он прилетел из Норвегии, — сказала Янковская. — А в Норвегию прилетел из Англии. А до Англии был, кажется, в Испании… Он совершает инспекционную поездку по Европе.

— Как же его зовут, если только это можно сказать?

Янковская замялась.

— Впрочем, поскольку он сам вами интересуется… Генерал Тейлор.

— И его так свободно везде пропускают? — спросил я. — И немцы и англичане?

— А почему бы им его не пропускать? — насмешливо возразила Янковская. — Господина Чезаре Барреса, крупного южноамериканского промышленника, убежденного нейтралиста, готового торговать со всеми, кто только этого пожелает?

— Но позвольте, вы сказали, его зовут Тейлор? — перебил я свою собеседницу.

— Да, для меня, для Гренера и даже для вас он Тейлор, но официально он негоциант Баррес, озабоченный лишь сбытом своих говяжьих консервов. В нем прекрасно сочетаются промышленник и генерал. Официально господин Баррес интересуется латвийской молочной промышленностью: заокеанские промышленники уже сейчас думают о захвате европейского рынка…

— А неофициально?

— А неофициально тоже беспокоится о рынках, только, конечно, генерал Тейлор действует несколько иными методами, нежели сеньор Баррес…

— Все–таки он рискует, ваш генерал, — заметил я. — Вряд ли его визит не привлечет внимания гестаповцев!

— Не будьте наивны, — упрекнула меня Янковская. — Был бы соблюден декорум! Одних обманывают, другие делают вид, что обманываются… У заокеанской державы везде свои люди. Не воображаете же вы, что шпионов рекрутируют только среди официантов и балерин? Министры и ученые считают за честь служить этой державе.

— Но ведь не все же продаются! — возразил я.

— Конечно, не все, — согласилась Янковская. — Но тех, кто не продается, обезвреживают те, кто продался.

— А зачем он пожаловал в Ригу? — поинтересовался я.

— Я уже сказала вам, сеньор Баррес интересуется молочной промышленностью.

— А на самом деле?

— На самом деле? Чтобы повидаться с вами! — насмешливо ответила Янковская. — А кроме… Неужели вы думаете, что я знаю что–либо о его делах и замыслах?..

Она вздохнула и пожелала мне спокойной ночи.

Об этом разговоре следовало незамедлительно поставить в известность Железнова, но, как назло, он отсутствовал, и я понятия не имел, где его искать.