Медная пуговица. Кукла госпожи Барк
Шрифт:
— Вот это здорово! — оживился Железнов. — Обидно будет, если меня возьмут…
Но я — то понимал, что это просто невозможно. Задание, разумеется, должно быть выполнено, но и жертвовать Железновым тоже нельзя. Нам опять предстояло найти выход из безвыходного положения. И я подумал о Янковской. Почему бы не заставить эту даму послужить нам? Она недолюбливала Эдингера и была расположена ко мне; в ее расчетах я занимал не последнее место. Почему бы не бросить на чашу весов самого себя?
Я повернулся
— Поворачивай! — сказал я. — Двигай в гостиницу, к Янковской.
— Зачем? — удивился Железнов. — Дорога каждая минута.
— Пришла одна идея, — сказал я. — Попробуем побороться.
— А мне нельзя познакомиться с этой идеей? — спросил Железнов. — Как говорится, ум хорошо, а два…
Но я боялся, что он меня не одобрит, да и не был уверен, что сумею эту идею как следует изложить.
— Двигай, двигай! — повторил я. — Авось рыбка и клюнет…
Не могу сказать, чтобы Железнов чрезмерно доверчиво отнесся к моим словам, однако он подчинился и поехал к гостинице. Янковская не отозвалась на мой стук; я подумал, что ее нет дома, но дверь оказалась незапертой и, когда я ее толкнул, поддалась.
Янковская спала на диване, поджав ноги. Она не услышала моего стука, но как только я, ничего еще не сказав, сел возле нее, она сразу открыла глаза.
— У меня неприятности, — с места в карьер заявил я. — Только что был у Эдингера. Он сказал, что установлены мои связи с партизанами…
Янковская сразу села, сон с нее как будто рукой смахнуло.
— Какая глупость! — воскликнула она. — Они ничего не поняли.
Этой фразой она выдала себя, но я не подал вида, что в чем–то ее подозреваю.
— Чего не поняли? — спросил я. — Кто?
— Ах, да ничего не поняли! — с досадой отозвалась она. — Ваш Чарушин в самом деле очень подозрителен, но вы–то, вы–то при чем? Самое ужасное в том, что, если этот маньяк вздумает привязаться, от него невозможно отцепиться, он ничего не захочет признавать…
Она встала, прошлась по комнате, закурила.
— А вы–то чего нервничаете? — спросил я. — Ну, арестуют меня, убьют, вам какая печаль?
— В том–то и дело, что вас нельзя арестовывать! — воскликнула она. — Тейлор мне этого никогда не простит!
Беспокоилась она, конечно, не столько обо мне, сколько о себе.
— Вот что, поедем к Гренеру, — решительно сказала она. — Надо что–то предпринять…
Она опять пришла в то деятельное состояние, когда трудно было ее остановить. Мы спустились вниз.
Янковская раздраженно посмотрела на Железнова; сейчас она не пыталась скрыть своей неприязни к нему.
— Ах, это вы? — враждебно сказала она и кивнула куда–то в сторону. — Вы нам не нужны!
Железнов вопросительно взглянул на меня.
— Вы нам не нужны! — вызывающе повторила она. — Выходите из машины!
—
Он вылез на тротуар.
— Я пойду домой, — сказал он.
— Куда хотите, — ответила Янковская. — У вас хватает дел и без господина Берзиня…
Я не хотел ей перечить. Янковская была человеком действия, и, если бралась за дело, лучше было с нею не спорить.
— Садитесь! — почти крикнула на меня Янковская и села сама за руль.
Железнов пожал плечами и спокойно, как всегда, точно ему ничто не угрожало, пошел по улице. Янковская, злая и стремительная, с места повела машину на большой скорости. Мы нигде не могли настигнуть Гренера; его не было ни дома, ни в госпитале. Наконец мы узнали, что он находится в канцелярии гаулейтера. Нам пришлось ждать, когда он освободится. Мы вернулись к нему домой — Янковскую без разговоров впустили в квартиру — и принялись ожидать возвращения хозяина. Янковская обзвонила все места, где мог появиться Гренер.
— Передайте господину профессору, чтобы он поскорее возвращался домой, — повсюду передавала она. — Скажите, что звонила госпожа Янковская.
Однако господин профессор явился сравнительно поздно.
— Что случилось, моя дорогая? — встревоженно спросил Гренер, войдя в гостиную и целуя Янковской руку. — Надеюсь, вы меня извините, меня задержал барон.
Он поздоровался со мной, и я бы не сказал, что очень приветливо.
— Мы разыскиваем вас уже часа четыре, — нетерпеливо сказала Янковская. — Надо срочно что–то сделать с Эдингером!
Гренер бросил беглый взгляд на меня и опять повернулся к Янковской.
— Может быть, вы разрешите предложить вам чашку кофе?
— Ах, да какой там кофе, когда я говорю об Эдингере! — нервно воскликнула она. — Давайте говорить о делах, а не о кофе!
Гренер опять неприязненно посмотрел на меня и вновь повернулся к Янковской.
— Но я не знаю… — промямлил он. — Господин Берзинь… Удобно ли…
— Ах, да ведь вы отлично знаете, что Берзинь — свой человек! — с досадой произнесла Янковская. — Генерал Тейлор заинтересован в нем не меньше, чем в вас!
Мне показалось, что замечание о нашей равноценности не доставило Гренеру удовольствия.
— Хорошо, дорогая! — послушно произнес он. — Если господин Берзинь осведомлен о ваших делах, давайте поговорим.
Он больше не смотрел на меня, но мое присутствие, я не ошибался, было ему неприятно.
— Эдингер начинает усердствовать сверх меры, — холодно сказала Янковская. — Вы как–то говорили, что хотели бы видеть на посту начальника рижского гестапо своего друга Польмана и что можете это сделать. Мне кажется, пришло время доказать, что вы хозяин своего слова.