Медная пуговица. Кукла госпожи Барк
Шрифт:
— А каков этот? — спросил я.
— Это наш человек, — сказала Янковская. — У него трезвый ум, и, главное, он умеет ценить друзей и оказывать им услуги.
ГЛАВА XV. В тени кактусов
Господин Вильгельм фон Польман не замедлил прибыть на освободившееся место: если профессор Гренер не имел возможности убрать Эдингера, то его влияния было достаточно, чтобы добиться назначения Польмана.
В квартире Гренера я познакомился с новым начальником гестапо через день или два после его прибытия.
Он не походил на своего предшественника ни
Но не прошло и нескольких недель, как в своей деятельности Польман намного превзошел неуравновешенного Эдингера!
Эдингер, как рассказывали о нем его сотрудники, легко мог взбеситься при допросе какого–нибудь чрезмерно упрямого и неразговорчивого заключенного и собственноручно наброситься на него с кулаками или, цитируя Гитлера, прийти в раж, закатить глаза и буквально забыть все на свете. Напротив, Польман никогда не выходил из себя и никогда не снисходил до того, чтобы лично прикоснуться к лицу арестованного, но зато он классифицировал все виды пыток, которые применялись эсэсовцами, и особой инструкцией точно определил их последовательность. Польман запретил избивать подследственных кому попало и как попало, но зато увеличил штат специальных инструкторов и ввел в практику применение специальных инструментов для развязывания языков. Словом, если Эдингер был, так сказать, воплощенная непосредственность, Польман был само хладнокровие и система. Кстати, следует сказать, что Польман вполне прилично играл на кларнете. Именно с музыки и началось наше знакомство при встрече у Гренера. Польман решил очаровать всех его гостей и исполнил на кларнете несколько старинных тирольских танцев. И пожалуй, именно в связи с приездом Польмана я был наконец удостоен приглашения на дачу к профессору Гренеру.
— Дорогой Август, — проквакал он мне после ужина, — я буду искренне рад, если вы не откажетесь провести у меня за городом ближайшее воскресенье.
К себе на дачу Гренер приглашал только близких друзей, и это приглашение я объяснил не столько его дружелюбием, сколько вниманием, проявленным ко мне генералом Тейлором. Однако я не угадал: он пригласил меня потому, что приготовил, как он воображал, ошеломляющий сюрприз…
А сюрприз от господина Польмана я получил еще раньше.
На четвертый или на пятый день после появления Польмана в Риге Марта вручила мне простой серый конверт, в котором оказалась обычная повестка, вызывающая господина Августа Берзиня в канцелярию гестапо к 13 часам 15 августа 1942 года. Конечно, вызов мог быть сделан и каким–нибудь мелким чиновником, не осведомленным о том, кем является господин Август Берзинь на самом деле, но, как затем оказалось, вызов был сделан вполне осведомленным лицом.
Я явился к тринадцати часам. В комендатуре потребовали документ, хотя отлично знали меня по предыдущим визитам к Эдингеру. Господин Польман наводил порядок и в самом гестапо. Меня направили на второй этаж, там заставили подождать, переправили на четвертый, на четвертом снова заставили дожидаться, отправили на третий, на третьем
Мне это не слишком понравилось, но поднимать бунт не было смысла — это было что–то вроде психической подготовки: мол, знай сверчок свой шесток.
Наконец Польман пригласил меня к себе.
Он был все так же спокоен и невозмутим, как и при встрече у Гренера. Он слегка улыбнулся и пытливо посмотрел на меня сквозь очки.
— Если бы мы встретились до войны, я бы не заставил вас дожидаться, — произнес он. — Если бы вы были только британским офицером, я бы немедленно направил вас в лагерь. Но поскольку вы являетесь нашим сотрудником, я пригласил вас к себе и принял в порядке очереди.
Он смотрел на меня, я сохранял полное спокойствие.
— Можете сесть, — сказал Польман в тоне приказания.
Я сел.
— Я вас вызвал затем, чтобы сказать, что мы вами недовольны, — продолжал Польман. — Я ознакомился с докладами обергруппенфюрера Эдингера еще в Берлине. Вы должны были передать нам свою агентурную сеть еще… — он извлек из–под руки какую–то крохотную шпаргалку, — еще в прошлом году. Потом вам дважды предоставляли отсрочку. Вы слишком затянули это дело. Я даю вам еще месяц, капитан Блейк. Если через месяц вы не передадите нам агентурной сети, я отправлю вас в лагерь как британского шпиона, причем на вашем документе будет сделана пометка: «Возвращение нежелательно». — Его улыбка сделалась еще любезнее. — Я советую оправдать наше доверие и хочу предупредить, что при мне в полиции не может быть такого беспорядка, как при обергруппенфюрере Эдингере. Если я говорю месяц, это и значит месяц; если я говорю, что вы попадете в лагерь, вы в него попадете.
Это было сюрпризом и в том смысле, что обещало мне скорое возвращение домой: в лагерь я попадать не собирался и, значит, за месяц необходимо было выполнить свое задание. Быть моим проводником на дачу к Гренеру взялась Янковская.
— Виктора мы не возьмем, — категорически сказала она. — Он не пользуется моим доверием.
Она появилась в воскресенье раньше обычного, оживленная, нарядная, в светлом летнем костюме какого–то блекло–фисташкового оттенка, в широкополой соломенной шляпе, украшенной фиалками. Она потребовала, чтобы и я надел светлый костюм.
— Я хочу, чтобы сегодня все было очень празднично, — сказала она. — Может быть, это последний веселый день в моей жизни. — Предчувствие не обманывало ее: немного веселых дней оставалось у нее впереди.
Мы выехали на шоссе. Свежий ветер бил нам прямо в лицо. Мелькали пригородные домики.
— Куда мы едем? — спросил я.
— В Лиелупе! — крикнула она. — Мы будем там через полчаса. Мы скоро расстанемся, — сказала она ни с того ни с сего.
Я удивился.
— Почему?
Она не ответила.
— Вы будете меня вспоминать? — вдруг спросила она.
— Конечно, — сказал я.
Янковская не пыталась со мной заигрывать; она вообще больше уже никогда не предпринимала никаких попыток сблизиться со мной, но в это утро она была сама нежность. Она смеялась, шутила, вела себя так, точно к ней опять вернулись ее семнадцать лет.
Мы почти миновали Лиелупе, когда Янковская свернула в сторону, и вскоре поехали вдоль высокого кирпичного забора, из–за которого виднелись пышные купы деревьев.