Медный страж

Прозоров Александр Дмитриевич

— Так ведь не видно пути! Налететь на отмель можно али на топляк какой!

— А мы лампу зажжем, вы на огонь и идите!

Некоторое время на Мамке молчали, потом купец решился:

— Понял, друг! Вперед идите! Мы следом!

Любовод поотстал на две сотни саженей, потом на его мачте опять поднялся парус.

— Здесь точно резких поворотов не будет? — переспросил кормчего Олег.

— До Ярославля быть не должно, — покачал головой Ксандр. — Но до него еще часов десять пути, коли повезет.

— Тогда оставь вместо себя кого-нибудь и иди отдыхать. Я на носу встану, чтобы опасность какую не

прохлопать. Оттуда и буду командовать, коли что не так.

— Как скажешь, хозяин, — не стал спорить Коршунов-младший. — Токмо я еще не устал.

— Зато я в темноте видеть умею.

— А-а, — понимающе кивнул христианин и на всякий случай перекрестился. — Волостя, сюда иди! За меня до рассвета останешься. Хозяина слушай, не дури. Ну, милостью божьей, спокойной вам ночи.

— Фонарь зажгите, а то на Мамке нас не увидят, — напомнил ведун и стал пробираться вперед, перешагивая в быстро сгущающихся сумерках лежащие на палубе тела.

Добравшись до изогнувшегося над форштевнем, деревянного оскалившегося гуся, Олег пробормотал заговор на звериное чутье и в проступившей ясности первого кого увидел — это варяга без штанов, безо всякого смущения пользующего невольницу прямо у Середина под ногами. Хотя, какой может быть стыд, когда на открытой палубе небольшого, в общем, суденышка собрано почти шестьдесят человек и на всеобщем обозрении приходится делать все — от чистки зубов до справления естественных надобностей? Чего ожидать от рабынь, на каждую из которых приходится по тридцать мужиков? Как с ума не сошли от такой участи, и то непонятно.

Ничего не поделаешь, такова она — романтика дальних странствий в понятиях и нравах нынешних времен. Так и тропили люди пути из варяг в греки, открывали Персию и Египет, Британию и Печору. Да и Америку разведывали примерно тем же порядком.

Олег отпихнул варяга вместе с женщиной, присел на борт, опершись рукой на шершавую шею «гуся», глянул вперед.

— Эй, на корме! Левее чуток, к берегу уходим. Еще немного. Теперь прямо держи, на стремнине держимся.

Так и просидел ведун до рассвета, короткими командами помогая удерживать ладью на фарватере, не позволяя сбавить скорость.

Когда из-за горизонта наконец выползло солнце, Олег в первый миг подумал, что в темноте завел корабль не туда, в какое-то море — вода поблескивала от горизонта до горизонта. Но потом он заметил несколько сбившихся в кучу избенок, темнеющих над «морскими просторами», одинокий стог, россыпи раскидистых крон, торчащих из волн то тут, то там, полоски кустарника, обозначающие бывшие берега реки, и сообразил: половодье. Весна. Время, когда земля на Руси становится редкостью, у крылечек к коновязи гости привязывают лодки, а рыбу селяне ловят в сеть, поставленную поперек двора.

— Твоя доля, хозяин… — Подошедший приказчик, низкий и кряжистый, с правым боком, опущенным значительно ниже левого, протянул два ломтя хлеба, между которыми была всунута солонина, и деревянную миску с кислой капустой. Запивать это полагалось, видимо, тем, что течет за бортом.

— И на том спасибо. Александр Коршунов встал?

— У весла ужо…

— Тогда я пошел на боковую.

В каюте с постели подпрыгнула сонная Урсула:

— Где ты был, господин?

— Много будешь знать, малышка, скоро состаришься.

— А что там за женские

голоса?

— Да ты, никак, ревновать собралась? — стянул с себя косуху и сапоги Олег. — Не перегибай палку, девочка. Она может разогнуться и больно ударить.

Он рухнул на топчан, на густую медвежью шкуру и закрыл глаза.

Так и потянулись дни его первого торгового похода. В светлое время Олег отсыпался, ночью занимал свое место на носу, выглядывая «кошачьим глазом» повороты, топляки, упавшие в реку деревья или выпирающие со дна камни. Благодаря этому ладьи скользили по Волге без вынужденных остановок на ночлег. Дневок тоже не делали — в половодье найти место для причаливания, разведения огня не так-то просто. А без костра и вовсе какой смысл останавливаться? Всухомятку и на борту перекусить можно.

Корабли, подгоняемые то попутным, то боковым ветром, постоянно обгоняли течение, но где-то на десятый день вода начала спадать, словно незаметно прокралась к морю некими обходными путями. Правда, по берегам тянулись уже не леса, а гладкая однообразная степь, дровами не богатая. Но однажды перед рассветом Волга довольно круто повернула влево — и вдруг рассыпалась на множество небольших речек и проток.

— Табань!!! — закричал Олег, наблюдая, как влево один за другим отворачивают все новые и новые рукава, пробивая в бескрайнем поле камышей узкие водяные тропинки. — Тормози, а то сейчас река вся пропадет, одни на мели останемся.

Волостя, ночной кормчий, засвистел в переливистый ивовый свисток, закричал:

— Парус! Парус спускайте!

Сонные моряки, поднимаясь со своих мест, побежали к веревкам, ухватились всё дружно, затопали ногами по палубе, опуская поперечный брус, и сразу заворачивая его, укладывая вдоль борта. Позади, на Мамке, тоже засвистели, забегали. Лишившись ветряного напора, ладьи чуть осели, зашелестели водяными бурунами.

— Эй, на Детке! — Любовод, спросонок выскочивший в одной рубахе, оперся руками на борт, наклонился вперед. — Что случилось?!

— Не знаю, куда поворачивать! — заорал в ответ ведун. — Вон сколько ответвлений.

— Уже? — зачесал в затылке купец. — Десять ден всего. Быстро… Поднимай Ксандра, пусть к рулю встает. Ахтубой пойдем. Она хоть извилистей и уже, да спокойнее. На Итиле балуют иногда, я слыхивал… Отдыхай, друг. Ныне помочь не сможешь, в этом лабиринте без кормчего не разберешься.

— Другой бы спорить стал, а я — пожалуйста, — зевнул Середин и отправился спать.

Однако спать до бесконечности невозможно. На второй день незадолго до полудня ведун опять вышел на палубу, встал рядом с кормчим, наблюдая за медленно проплывающими по сторонам камышовыми просторами, среди которых громко плескались какие-то чудища, над которыми носились черные стаи уток и длинноносых бакланов. Время от времени в стене камышей появлялись расщелины, вбок уходила очередная протока. [5]

5

Для знатоков Ахтубинской поймы автор считает нужным напомнить, что несколько веков назад уровень Каспийского моря, а вместе с тем и впадающих в него рек, находился на десятки метров выше, чем сейчас.