Медстар I: Военные хирурги

Ривз Майкл

— А. Звучит… аппетитно.

— Ну, конечно, это не ресторанчик на Манараи, — ответил Зан, — но всяко лучше сухпая.

Дхур озадаченно уставился на Янта.

— Ты ел на Манараи?

— Я не родился на этом комке грязи, дружище Дхур. Один из моих учителей — профессор К. У. Школы Музыки. Я время от времени навещал его.

— Все равно, дороговатое место для студента.

— Моя семья… неплохо обеспечена, — проговорил Зан, отрезая хороший кусок червя и запихивая его в рот. — Хм… Этот чарбодианский повар действительно знает свое дело. Хочешь попробовать?

— Нет, спасибо. Я доволен

своей, — Ден с любопытством изучал хирурга. Отличный медик и талантливый музыкант — не того сорта личность, с которой можно надеяться столкнуться на галактических задворках. Почему он, или его семья не могли устроить Янту освобождение от военной службы? Богатство и власть имеют свои преимущества, все это знают. Не могло ли быть, что Янт пошел добровольцем? Если так, то уважение Дена к нему подскочило на ступеньку.

Прежде, чем он смог закончить мысль, хирург спросил:

— И как продвигается святой поход по информированию публики?

— Хорошо, — Ден ухмыльнулся. — И собирается стать еще лучше.

— А. Горячая история?

— Именно. Я еще не могу о ней рассказывать — ну, ты понимаешь, не хочу выпускать крила из клетки — но я ей доволен. Думаю, она произведет фурор в определенных кругах.

— Это здорово, как полагаю, — Зан прожевал еще кусок червя и улыбнулся. — Совсем неплохо. — Он чуть помедлил, испытующе глядя на Дена. — Есть вопрос, если ты не против.

— Я весь внимание.

— Я и остальные медики здесь — по призыву. По своей воле — мы были бы в дюжине парсеков в любом направлении от Дронгара. Но ты немобилизованный. Тебе тут быть не обязательно, ты мог бы вести репортажи с цивилизованной планеты, находясь в относительном комфорте и безопасности. Так почему ты здесь? Что тебя потянуло на эту работу?

Такого он не ожидал. Уже много лет никто не задавал ему подобных вопросов. Ответов, разумеется, было множество — у каждого репортера по несколько. Приключения; шанс быть там где происходят события; желание служить публике. Может быть, они в это даже и верили — как он когда-то, давным-давно.

А сейчас?

Неожиданно, сам того не желая, Ден понял, что отвечает искренне:

— Войны созданы для великих историй, док. Здесь все крутится вокруг важных вещей. Жизнь, смерть, честь, любовь… это топливо, рудная жила и тигель. Ты видишь тонущих в этом подобии огня, пытающихся вырваться, пытающихся спасти других, и ты понимаешь, для чего мы созданы на самом деле.

Представь — ты берешь интервью у местного политика, и он плетет паутину из слов, словно опытный шелковый червяк: все гладко, все блестит, но никакой реальной ценности. Верно, это его работа, и он за нее держится — и, может быть, он даже и впрямь работает ради общего блага, случаются и более странные вещи — но его, на самом деле, ничто не торопит, так что у него есть время подготовить свое вранье и сделать его красивым и аккуратным.

Но если ты встречаешь командира, чей отряд только что был разорван в кровавые клочья без шансов на спасение, под приближающимся вражеским огнем? Он скажет то, что он думает, и не будет заботиться о последствиях. Война жестока, друг мой, жестока, болезненна и ужасна — но она срывает прочь покровы, она обнажает истину, в этом-то все и

дело.

Зан кивнул, задумчиво пережевывая очередной кусок.

— Но ты видишь столько смертей. Не говоря уж о том, что можешь погибнуть сам.

Ден пожал плечами.

— Ты видел эпидемию лихорадки Роджо, ты видел множество тел. И тебя может задавить какой-нибудь пустоголовый юнец, в первый раз приехавший в город на ладнспидере. Когда названо твое имя, ты идешь — где бы ты ни был, не так ли?

Зан хмыкнул.

— Нет. Не важно где, но ты всегда в первых рядах.

Ден тоже хмыкнул, и следующие несколько минут они молча жевали, доедая свои порции. В конце концов саллюстианец допил остатки эля, рыгнул и откинулся на спинку стула.

— Позволь мне рассказать тебе историю, — сказал он. — Давным-давно меня командировали собирать материал по участникам небольшой заварушки на какой-то забытой богом планете посереди гордианской сферы. Я болтался на эрзац-базе — реквизированной заготовительной станции, где солдаты, улетающие домой, останавливались перед отправкой на орбиту. Она была в тылу, в дне перехода хромой банты от всякой стрельбы; безопасно, как у мамки под юбкой, в яслях, за пазухой и так далее…

Так вот, я трепался там с человеческим детенышем. Очень молодой, но высокий — я ему и до груди не доставал. Похоже, он соврал насчет возраста, чтобы попасть в армию, ему вряд ли было больше шестнадцати стандартных лет. И по милости Создателя он пережил всю свою смену без царапины — посереди очень бурных боевых действий. Семьдесят процентов его отряда вернулись оттуда чернее карбонита — а он все еще дышал и был на пути к дому. Просто ребенок. Ребенок, который теперь знал войну.

Так вот, я включаю походную камеру, снимаю мальчишку, задаю для зрителей какие-то стандартные вопросы "как-вы-чувствуете-себя-отправляясь-до мой". Совершенно внезапно — "бааах-зззап!" — кто-то выхватывает пульс-винтовку и просто водит ей туда-сюда, как поливочным шлангом, и косит солдат налево и направо. Один из мятежников, пробравшийся на базу для самоубийственной акции.

К нему бросились парни из охраны, но они не успевали. Стрелок шел прямо на нас, он видел меня, я видел, что он видит меня, и я знал, что близок к тому, чтоб меня списали в архив. Все мне орали "Беги!" Шутили, наверное. Я так перепугался, что дышать не мог, не то что бежать.

И тут этот парень, который даже не был вооружен, совершенно сознательно бросился передо мной. Он получил в живот заряд, предназначенный для моей головы, и упал. Это оказался последний заряд в винтовке стрелка, охрана подстрелила его, и на этом все кончилось.

Я присел рядом с этим несчастным мальчишкой и понял, что он не выкарабкается. Тогда я спросил его: "Почему ты это сделал?" И мальчишка сказал: "Ты такой маленький".

Зан перестал жевать и озадаченно взглянул на Дена.

— Думаю, он понимал, что я взрослый — умом, — продолжил Ден. — Но в тот момент, когда грозила опасность, он приравнял маленький рост к молодости. Он закрыл меня собой — как будто защищал своего ребенка… Я успел поблагодарить его перед тем, как он умер, — Ден помолчал. — Знаешь, что он сказал?