Медвежий Хребет
Шрифт:
— Потечет, ей-богу, потечет, — бормотал он, слегка окая. — Хоть не уезжай с заставы… Льет как из ведра…
По крыше дробно стучали дождевые капли. За окнами серело утро, будто прикрытое низкими грязно-желтыми тучами, которые нескончаемой вереницей тянулись из Маньчжурии.
Моржов осмотрел все помещения, кроме ленинской комнаты. Когда он зашел в нее, то увидел на скамейке двух молодых красноармейцев-однолеток: Василия Калинкина и Кирилла Смышляева. Оба были возбужденными, громко говорили, не очень слушая друг друга.
— О чем шумит комсомол? —
— Так вот, товарищ старшина, — вскочил с места стриженный под ежик Смышляев, нервно одергивая гимнастерку. — Я, как комсорг… ну, и как товарищ… говорю Калинкину: нехорошо ты, Вася, поступаешь. Ты же комсомолец, обязан показывать пример. А что получается на сегодняшний день? На сегодняшний день товарищ Калинкин имеет замечание от командира отделения за неаккуратную чистку коня.
— Командир отделения придирается, — зычным басом покрывая тенорок Смышляева, сказал Калинкин. — Моя Королева завсегда чистая… — и он потер подбородок кулаком; это значило: Калинкин не на шутку сердится.
— Ха, Королева… На твою Королеву смотреть стыдно!
— А ты видел?
— Видел!
— Тише, комсомол! — Моржов поднял руку. — Криком вопросы не решают. Я вот что скажу вам…
Договорить старшина не успел. По коридору раздался топот сапог, и в ленинскую комнату вбежал дежурный со сбившейся на ухо фуражкой:
— Ага, весь наряд здесь… В полном сборе… — выдохнул он. — Товарищ старшина, вам и Смышляеву с Калинкиным приказано ехать по тревоге к высоте «315»… Самураи у границы…
Через несколько минут со двора заставы, разбрызгивая лужи, на рысях выехал наряд во главе со старшиной Моржовым. Когда пограничники подскакали к сопке, дождь ослабел, небо чуть прояснилось, видимость стала лучше. Привстав на стременах, откинув капюшон, Моржов поднес к глазам бинокль. Но японцев было видно и без бинокля. По ту сторону границы, впритирку к проволочному заграждению, топталось около взвода японцев, человек двадцать пять. Оружие было составлено в козлы. Моржов отметил: два крупнокалиберных пулемета, остальное — винтовки. Возле оружия стоял невысокий поручик в золотых очках, с жидкими усиками над вытянутой, словно для поцелуя, губой. Опираясь обеими руками на рукоять чересчур большой для его роста сабли, поручик то и дело поглядывал на советскую территорию.
Моржов вздохнул: что им, чертям, надо на границе? Уже не первый день подходят к самой проволоке и проводят тут учебные занятия то по тактике, то по строевой. Как будто этим нельзя заниматься подальше от государственной границы…
Может, и на этот раз дело кончится занятиями? Но поручик, заметив пограничников, взмахнул саблей и что-то крикнул; солдаты, торопясь, толкаясь, бросились разбирать оружие. Вслед за тем они рассыпались в цепь. Поручик вторично крикнул и взмахнул саблей. Два японца подскочили к проволоке, разрезали ее саперными ножницами и развели в стороны, образуя проход. В него размеренной поступью, ощетинившись стволами, двинулась зеленая цепь.
Моржов опустил бинокль и повернулся к красноармейцам.
— Не трусить, комсомол… За нами застава, страна…
— Мы не трусим, товарищ старшина! — звонко выпалил Смышляев.
— Мы готовы, товарищ старшина! — как эхо, прогудел Калинкин.
— Дельный разговор, — серьезно сказал Моржов. — Помните: в случае чего — принимаем бой… А теперь спешиться и положить коней…
Лошади Моржова и Смышляева легли, как требуется, на бок. Но Королева плясала, упрямилась.
— Видишь, какая она? — сказал Калинкин Смышляеву. — Не желает в грязь плюхаться. Потому к чистоте привыкла…
Наконец легла и Королева. Пограничники устроились за телами животных, как за укрытием. Проверили оружие, сбросили плащи, чтоб было свободнее, расстегнули новенькие, сегодня лишь полученные кожаные подсумки.
Японцы дали первый винтовочный залп. В траве прошелестела длинная пулеметная очередь. И снова залп, и снова очередь. По знаку Моржова пограничники ответили залпом из своих трехлинеек. Зеленая цепь замешкалась, но затем пошла еще быстрее.
— Огонь! Огонь! — окая сильнее, чем всегда, командовал Моржов.
Пограничники били частыми, но прицельными залпами. Вот один японец, который, не переставая, визжал «Банзай!», упал, будто споткнувшись на ходу; другой, юркий, вертлявый, обгонявший соседей, опрокинулся навзничь. Цепь залегла, ведя массированный огонь; перебивая друг друга, загавкали пулеметы.
Пуля попала в лошадь старшины, и та с пронзительным ржанием вскочила и побежала прочь. А в Королеву вошла целая очередь. Лошадь дернулась, на секунду приподняла морду и сейчас же уронила ее, забрызгав грязью Калинкина. Она дрожала мелкой дрожью, сучила ногами и смотрела на хозяина влажным и меркнущим взглядом.
«Королева пропадает», — понял Калинкин и, прежде чем выстрелить, легонько потрепал ее по шее.
Часть японцев между тем по пади поползла в обход пограничников, а остальные, прячась в ковыле и стреляя, лезли напролом.
— От заставы намереваются отрезать, — сказал Моржов. — Занять круговую оборону!.. Будем драться до последнего…
Он прильнул к винтовке, но тотчас со стоном откинулся: пуля ударила его в левое плечо; рука безжизненно повисла.
— Ах, ты так, ты так… — пробормотал он, пытаясь перезарядить винтовку одной рукой. Но пальцы срывались с затвора неустойчивой винтовки, сбивался прицел. Моржов приказал Смышляеву заряжать ему винтовку и продолжал стрелять здоровой рукой.
Был ранен и Калинкин. Он сам не заметил, как это случилось. Но теплая струйка крови потекла из пробитой ноги в голенище. Голова закружилась от слабости, к горлу подступила тошнота. Калинкин сорвал фуражку, дождевые струи обдали разгоряченную голову прохладой; стало лучше.
Винтовочные выстрелы и пулеметные очереди беспрерывно гремели над сопкой. Из-за сизой, с рваными краями, тучи выглянуло солнце, но, как бы испугавшись, вновь скрылось. В степи потемнело, дождь заколотил с прежней яростью.