Мегрэ и господин Шарль
Шрифт:
— За ним уже тогда числилось то, что я называю «загулами»?
— Вы в курсе? Его всегда, даже когда он был студентом, весьма привлекали женщины из кабаре и атмосфера подобных заведений. Он остался верен этой страсти, но в ней нет ничего патологического, и слово «загул» здесь не совсем подходит.
— Я употребляю его только потому, что не смог подобрать другого.
— Он не пускался в откровенности по этому поводу во время наших обедов, но думаю, что привычку заглядывать туда
— Вы хорошо знаете его жену?
— Видел раз десять.
— Знаете ли вы, где они встретились?
— На этот счет он хранил строжайшую тайну. Не думаю, что она из того же круга, что и он. Я слышал мимоходом, что в какой-то момент своей жизни она была секретаршей, наверное, у адвоката.
— Совершенно верно. Какое она произвела на вас впечатление?
— Она редко заговаривала со мной. Во время наших обедов она держалась мрачно или вызывающе, случалось, выходила из-за стола, бормоча извинения.
— Вы считаете, что она в здравом уме?
— Это не по моей специальности. Я хирург, а не психиатр. Но я думаю, что она много пила.
— Пьет она еще больше. Она была пьяна, когда явилась на набережную Орфевр заявить мне об исчезновении мужа.
— Когда это было?
— Позавчера.
— А исчез он в феврале?
— Да. Выжидала она больше месяца. Через неделю после исчезновения первый клерк посоветовал ей обратиться в полицию, но она ответила ему, что это его не касается.
— Странно.
— Скорее подозрительно.
Хирург прикурил от золотой зажигалки и обратился к комиссару:
— Можете курить свою трубку… Ваши вопросы ставят меня в тупик. Я знаю, что Жерар был блестящим человеком, думаю, им и остался. Когда мы познакомились, он уже был тем, кого теперь называют «плей-боем». Обожал спортивные машины и заведения, где можно поразвлечься. Как мне говорили, на лекциях его видели редко, что, однако, не мешало ему с необычайной легкостью сдавать экзамены. Не знаю, может быть, он изменился.
— Мне его описывали так же. Женился он, судя по всему, опрометчиво и вскоре обнаружил, что это была глупость.
— Я тоже так думаю. Это из-за его жены вокруг него образовался некий вакуум. У Натали была мания унижать его перед друзьями. Я ни разу не слышал, чтобы он отвечал ей. Продолжал разговор как ни в чем не бывало.
— Потом, он и жил с ней так, как будто ее не существовало. Думаете, он от этого страдал?
— Трудно судить о людях, если они постоянно шутят. Ясно, что жизнь он вел ненормальную. Я могу понять те небольшие загулы, которые он позволял себе. То, что он уже месяц отсутствует, — более серьезно. Он даже не связывался со своей конторой?
— Обычно он это делал. На
— Кажется, его жена вас очень занимает?!
— Она жила с ним в одной квартире, и, конечно, было время, когда они говорили о любви.
— Бедный старина Жерар!..
Хирург встал.
— Прошу прощения, но дела вынуждают меня. Кстати, у нас есть общий друг, который стал психиатром, он принимает в больнице Святой Анны. Это доктор Амадьё. Ему тоже приходилось несколько раз бывать на обедах на бульваре Сен-Жермен.
Д-р Флориан проводил посетителей до двери, где их ожидал слуга с пальто на руке.
— Десять минут первого, — заметил Мегрэ, когда они уселись в машину. — Осталось выяснить, обедает ли доктор Амадьё дома.
Так как комиссару было необходимо позвонить, ему представилась возможность выпить аперитив: на этот раз Мегрэ сам выбрал пастис.
— И мне, — пробурчал Лапуэнт. Амадьё был дома. На этой неделе прием в Святой Анне начинался у него только с двух часов.
— Насколько я понимаю, это срочно?
— Да. Дело, о котором я хотел бы переговорить с вами, мне кажется не терпящим отлагательства.
В квартире, где жил Амадьё, царил легкий беспорядок; доктор, наверное, был холостяком, потому что на столе, который служанка уже начала убирать, стоял только один прибор. Рыжий, веснушчатый, с всклокоченными волосами, он носил твидовый костюм, настолько измятый, что, казалось, доктор в нем спал.
Впоследствии Мегрэ стало известно, что он был одним из крупнейших психиатров во Франции, если не в Европе.
— Садитесь. Закуривайте трубку и скажите, что вы хотели бы выпить.
— Пока ничего. Я знаю, что ваше время дорого. Вы довольно хорошо знали Сабен-Левека?
— Как же мне его не знать, когда мы немало покутили вместе, будучи студентами? Уж не хотите ли вы сказать, что им занялась полиция?
— Он исчез больше месяца назад.
— Никого не предупредив?
— Никого не предупредив. За все это время он даже не позвонил своему первому клерку, что обычно делал, когда отсутствовал максимум неделю.
— Что же с ним могло случиться? — протянул Амадьё, ни к кому не обращаясь. Потом, словно удивившись, добавил: — Ну а я-то чем могу быть вам полезен?
— Я разыскиваю человека, которого никогда не видел, о котором еще вчера ничегошеньки не знал, и мне необходимо составить о нем представление.
— Понимаю.
— Ваш друг Флориан, у которого я только что был и который направил меня сюда, считает его солидным человеком.
— Я тоже.
— Могла ли та жизнь, которую он столь долго вел, толкнуть его на самоубийство?