Механическая принцесса
Шрифт:
Шарлотта откинулась на спинку стула и прикрыла глаза:
– Я всю ночь снимала копии с самых важных документов, Уилл. Там было очень много…
– Порнографии? Тарабарщины? – хором воскликнули парабатаи.
– Вероятно, всего по чуть-чуть, – засмеялся Уилл. – Порнографическая тарабарщина, да?
Шарлотта не была расположена к шуткам.
– В основном записи относятся к раннему периоду, свежих совсем немного, – сказала она. – С помощью Софи я скопировала все, что смогла. Не забывай, Уилл, теперь это не наша забота. Проблемой Мортмейна с сегодняшнего дня будет
– Мы должны защитить Тессу! – воскликнул Уилл.
Его резкий тон напугал даже Тессу. Осознав, что все уставились на него в недоумении, юный Эрондейл побледнел.
– Мортмейну по-прежнему нужна Тесса. Он не отступится. В том, что он явитсясюда, лично у меня нет ни малейших сомнений, – продолжил он.
– Разумеется, мы ее защитим, Уилл, – сказала Шарлотта. – И напоминать об этом нет необходимости. Ведь Тесса – одна из нас. И если уж я завела разговор о нас… Завтра к нам возвращается Джессамина.
– Что?!
Уилл опрокинул чашку, и на скатерти расплылось уродливое коричневое пятно. Все возбужденно загалдели. Исключение составили лишь Сесилия, во взгляде которой читалось изумление, и Тесса, сидевшая молча. Последний раз Джессамину она видела в Безмолвном городе, или Городе тишины, как его иногда называют, – испуганную, бледную, с покрасневшими от слез глазами…
– Она хотела предать нас, Шарлотта. Неужели ты так просто позволишь ей снова поселиться в Институте?
– Кроме нас, семьи у Джессамины нет, а жить без поддержки она сейчас не в состоянии. После двух месяцев допросов она чуть рассудка не лишилась. Не думаю, что с ее стороны кому-то из нас грозит опасность.
– Раньше мы тоже так думали, – сказал Джем, проявив неожиданную твердость, – но своим поведением она чуть было не помогла Мортмейну заполучить Тессу, а нас всех опозорила.
– Мы должны проявить к ней жалость и сострадание, – тряхнула головой Шарлотта. – Джессамина уже не та, она изменилась.
– У меня нет ни малейшего желания общаться с предателями, – холодно заявил Уилл. – Она сказала, что Мортмейн в Идрисе?
– Да. И поэтому Безмолвные братья оставили ее в покое, так и не добившись ничего путного. Ее не посвятили ни в какие тайны, и она это прекрасно понимает. Джессамина чувствует себя бесполезной. Если бы вы могли поставить себя на ее место…
– Даже не сомневаюсь, Шарлотта, – перебил Уилл, – что она целое представление перед тобой разыграла – рыдала, рвала на себе рубаху.
– Ну, раз уж рвала рубаху, – улыбнулся Джем, – это многое значит, вы же знаете, как Джессамина любит тряпки.
Уилл тоже улыбнулся, хотя и скупо. Обнаружив перемену в настроении, Шарлотта стала развивать свою мысль.
– Увидев Джессамину, вы ее не узнаете, – сказала она, отодвигая тарелку – Дайте мне неделю, и, если для кого-то из вас пребывание Джессамины станет невыносимым, я попрошу отвезти ее в Идрис. А теперь давайте разберемся с бумагами Бенедикта. Кто мне поможет?
Консулу Джошуа Вейланду
от Совета
Милостивый
В ожидании ответа на последнее письмо мы полагаем, что наши с вами разногласия в отношении Шарлотты Бранвелл основываются лишь на субъективных оценках. Хотя вы и не давали разрешения на возвращение Джессамины Лавлейс в Институт, это решение было одобрено Братством, в ведении которого находятся подобные вопросы. На наш взгляд, позволяя девушке, несмотря на все ее проступки, вернуться в то единственное место, которое она может считать домом, мы совершаем акт великодушия и милосердия. Что же касается Булей Скотта, то он возглавляет стаю волков-оборотней, которых мы давно считаем своими союзниками.
Ваше предположение, что миссис Бранвелл могла пойти на поводу у тех, кто действует отнюдь не в интересах Конклава, вызывает глубокую озабоченность. В то же время, в отсутствие доказательств, мы на основании этой информации не намерены предпринимать никаких шагов.
Во имя Разиэля,
члены Совета нефилимов
День выдался промозглый и сырой. На дверцах красного экипажа тускло посверкивали четыре буквы «К». Консул угрюмо велел братьям сесть в карету, присоединился к ним и со стуком захлопнул за собой дверцу. Кучер, закутанный в непромокаемый плащ, стал погонять пару великолепных серых жеребцов.
После того как экипаж отъехал от Института, Габриэль уставился в окно.
Исполинский червь… последняя стадия астриолы… демонический сифилис…
Когда Шарлотта и другие обитатели Института впервые выдвинули обвинения против его отца, Габриэль не поверил. Отступничество Гидеона казалось ему безумием, предательством, объяснить которое можно было только помутнением рассудка. Отец пообещал, что Гидеон одумается и вернется домой, но брат так и не вернулся. Подступала осень, дни становились короче и темнее, и он, Габриэль, все реже и реже видел отца. И тогда он впервые задумался, а потом испугался.
Обложив как зверя, лишили жизни…
Эти слова постоянно крутились у него в голове. Он, Сумеречный охотник, убил монстра, этому его учили едва ли не с самого рождения. Монстра – не Бенедикта. Отец просто уехал куда-то и в любой момент может вернуться… Габриэль закрыл глаза и увидел, как отец идет по аллее в развевающемся на ветру плаще; на фоне неба четко выделяется его профиль.
– Габриэль, – голос брата вырвал его из тумана воспоминаний, – Консул задал тебе вопрос.
Юноша вздрогнул. Вейланд буравил его взглядом. Экипаж катил по Флит-стрит, здесь было оживленно, во все стороны сновал народ – крючкотворы-адвокаты, журналисты, уличные торговцы.
– Я спросил, понравился ли тебе оказанный в Институте прием, – пророкотал Консул.
Габриэль посмотрел на него в недоумении. Он мало что помнил. Шарлотта, положившая ладони на его плечи… Гидеон, смывающий кровь с рук… Лицо Сесилии, напоминающее яркий цветок…
– Скорее да, – ответил он бесцветным голосом. – Да, но это не мойдом.