Меланхолия Драйв

Строганова Таша

Коля в то время уже пошёл в школу, где ему доходчиво объяснили, что он подкидыш, сирота при живой матери, который ей оказался не нужен. Дети могли быть очень жестоки.

И, пожалуй, наверное этот факт сильнее всего подействовал на Романова в его нежелании общаться с матерью и в последствии. Ведь до этих любезных разъяснений Коля даже не особо понимал, что его банально бросили.

Бабушки не стало уже когда он учился на первом курсе. Тогда съехалась вся родня. Те самые пресловутые тётки, мамины сёстры, со своими

крикливыми семьями. Явилась и сама Лена. Коля не виделся с ней года три к тому моменту.

Он чувствовал себя чужим и с роднёй, и с собственной матерью. Только дед оставался его якорем. Он поддерживал внука, помогал и деньгами, ведь продолжал работать, несмотря на возраст.

Именно благодаря ему Коля Романов выбился в люди. Он старался приезжать к деду в гости, конечно же, обеспечивал финансово, хоть тот и отнекивался, мол, пенсии хватало. Но со временем эти визиты становились всё реже.

Столичная богемная жизнь слишком поглотила Колю. Он вспоминал о деде всё реже. Пока того не стало.

И сейчас, проведя в своей голове аналогию, Романов понял, что оказался ничем не лучше собственной матери. Бросил он, конечно, не сына. Но того единственного человека, который был его опорой.

Противный ком подступил к горлу. Это пыль, убедил себя Коля.

Но нет, то была не пыль.

***

Утром Коля услышал петухов.

Он резко открыл глаза, пытаясь понять, где находится. Потом истошный петушиный вопль повторился. Романов знал, что хозяйства у деда не осталось. Тётки в своё время растащили всю живность по своим дворам. Значит, соседские.

Потерев лицо руками и вздохнув, Коля проверил время. Шесть утра. Шесть, мать его, утра. Он не просыпался в такое время уже лет десять.

Собираясь перевернуться на другой бок и уснуть, Романов прислушался к себе и неожиданно понял, что выспался. Конечно, можно было бы остаться в постели подольше, просто поваляться, пожалеть себя. Но отчего-то хотелось действовать.

То ли вчерашняя моральная перезагрузка на него повлияла, то ли он вернулся в своё место силы, но Коля был преисполнен энтузиазма.

Настроение всё ещё оставалось паршивым, да, но тело наполнилось энергией. И ей срочно требовался выход.

Закончив разбирать вещи и прибираться, Коля заварил себе кофе и достал телефон. Он решил, что без домработницы уж как-нибудь обойдётся, что тут драить на семидесяти квадратах, а вот плотника всё же следовало поискать.

На местном «Авито» он нашёл пару объявлений. По первому номеру никто не ответил, и Романов, пожав плечами, набрал второй.

– Слушаю, – ответил грубоватый голос. В паре с ним в голове тут же рисовался образ пузатого проспиртованного мужика, который в оплату попросил бутылку водки.

– Григорий? – уточнил Коля. – Я по

объявлению. Мне нужен плотник.

– Я занят, заказов не беру, – рявкнул в трубку мужик и прервал звонок.

Чудесно, блин. Раздражённо Коля открыл объявление ещё раз и внимательно его изучил. С чего вдруг прицепился к этому плотнику, Романов не знал. Но он не привык, чтобы с ним разговаривали так грубо да ещё и отшивали.

Отлично, в тексте он нашёл адрес, по которому следовало обращаться при недозвоне. Такая забота вызывала когнитивный диссонанс. Хотеть заполучить клиента и при этом посылать его едва ли не на три буквы – не вязалось это вместе.

И Коля намеревался как минимум поставить зарвавшегося мужика на место.

Глава 4

Коля привлекал внимание.

На самом деле, Романов ещё с юности знал, что довольно смазлив. В школе, бывало, и девчонкой дразнили за светлые патлы до плеч, голубые глаза и длинные ресницы. В Университете Колю несколько раз приглашали на фотосессии, так он зарабатывал на карманные расходы. А после на свою смазливую физиономию стало довольно легко снимать мужиков.

Так вот, Коля в принципе привык к повышенному вниманию. Он получал его даже в Москве. Так что неудивительно, что в крошечном Заволжске все сворачивали шеи. Но Коля себе не льстил. Сворачивали, конечно, не на него прекрасного, а на дорогую тачку, которую в провинциальном районном центре отродясь не видели.

И если в столице в лучах чужого внимания Николай был как рыба в воде, то тут, в Зажопинске, как его малую Родину называла Инга, Коля чувствовал себя белой вороной.

Но он давно привык держать лицо. И хоть сейчас находился не в лучшей моральной форме, внешне никто не смог бы прочитать по нему ничего.

По указанному адресу к своему неудовольствию Романов обнаружил не жилой дом, а небольшой магазин при мастерской. Перед входом были выставлены красивые резные фигуры. Коля залюбовался, даже подумал, не прикупить ли себе деревянного мишку.

Потом он вспомнил, что здесь по делу, и вошёл в приятную прохладу магазинчика. За прилавком стоял именно тот мужик, которого Коля нарисовал в своём воображении. Здоровый, вспотевший и в чём-то перемазанный.

В рукопашную с ним Романов, конечно, вступать не собирался, но всё равно невольно приосанился и посмотрел сверху вниз. Благо что мужик едва ему до плеча доставал.

– Вы Григорий? – грозно уточнил Коля, разве что ножкой не притопнул.

– А чего надо? – грубовато спросил плотник. Но чувствовалось, что он не хамил, а грубость в его голосе была скорее природной. Да и сам этот голос не особо походил на тот, что Коля слышал по телефону.

– Я звонил сегодня, мне нужно заменить крыльцо и оконные рамы, – пояснил Романов, начиная раздражаться. – А вы меня послали.