Мелкие боги
Шрифт:
Ворбис считал, что нельзя упускать ни малейшей возможности пополнить свои эзотерические знания, а потому решил про себя обязательно заглянуть сюда несколькими часами позже и посмотреть, как движется процесс, — если, конечно, работа позволит.
Затем Ворбис вновь обратил свое внимание на Бруту.
Есть своя преисподняя для богохульников. Своя — для людей, оспаривающих законную власть. Несколько разных преисподних для врунов. Возможно даже, существует своя преисподняя для маленьких мальчиков, которые
А еще существует следующее определение вечности: это промежуток времени, определенный Великом Богом Омом для того, чтобы каждый успел получить заслуженное наказание.
Чего-чего, а преисподних у омниан хватало.
В данный момент Брута проходил через все из них по очереди.
Брат Нюмрод и брат Ворбис внимательно наблюдали, как он мечется по кровати, словно выброшенный на берег кит.
— Это все солнце, — сказал Нюмрод. Он почти отошел от первоначального шока, который испытал, подняв глаза и увидев перед собой эксквизитора. — Бедный парнишка целый день работал на огороде. Это должно было случиться.
— А наказывать ты его пробовал? — поинтересовался брат Ворбис.
— Должен признаться, пороть молодого Бруту все равно что стегать матрас, — ответил Нюмрод. — Он, конечно, дерет глотку, кричит что-то, но, как мне кажется, только для того, чтобы продемонстрировать усердие. Очень усердный и прилежный паренек. Это о нем я как-то упоминал.
— Выглядит не слишком сообразительным.
— Так оно и есть, — признал Нюмрод.
Ворбис одобрительно кивнул. Чрезмерную сообразительность послушника вряд ли стоит считать счастливым даром. Иногда ее можно направить во славу Ома, но зачастую она становится причиной… нет, не неприятностей, потому что Ворбис точно знал, как следует поступать с излишней сообразительностью, просто не любил выполнять дополнительную ненужную работу.
— Тем не менее ты утверждал, что наставники о нем весьма высокого мнения, — продолжил он.
Нюмрод пожал плечами.
— Очень послушный паренек, — пояснил он. — Кроме того, у него такая память…
— Какая память?
— Слишком хорошая, — сказал Нюмрод.
— У него хорошая память?
— Хорошая не то слово — великолепная. Он знает наизусть все Семи…
— Гм-м? — вопросил Ворбис.
Нюмрод почувствовал на себе взгляд дьякона.
— Идеальная, если хоть что-то может быть идеальным в этом самом неидеальном из миров, — пробормотал он.
— Значит, начитанный юноша… — подытожил Ворбис.
— Э… Не совсем так, — поправил его Нюмрод. — Он не умеет читать. Ни читать, ни писать.
— А, ленивыйюноша…
Дьякон был не из тех людей, которые любят изъясняться двусмысленностями. Нюмрод несколько раз открыл и закрыл рот, подбирая правильные слова.
— Нет, — выдавил он наконец. — Паренек старается. В этом мы абсолютно уверены. Просто, как нам кажется, он не способен…
— Ну хоть за это вы его наказывали?
— Наказание никаких плодов не принесло.
— Как же тогда он выбился в способные ученики?
— Он слушает, — ответил Нюмрод.
Никто не умел слушать так, как Брута. Вот почему учить его было трудно. Словно… словно ты оказывался в огромной пещере и все произносимые тобой слова бесследно исчезали в безбрежных глубинах головы Бруты. Незнакомые с Брутой наставники могли начать заикаться или даже замолкали перед лицом столь полного, концентрированного впитывания каждого звука, срывающегося с их губ.
— Он все слушает, — продолжал Нюмрод. — Все видит. И все впитывает.
Ворбис перевел взгляд на Бруту.
— Кроме того, я ни разу не слышал, чтобы он произнес хоть одно недоброе слово, — добавил Нюмрод. — Другие послушники иногда насмехаются над ним. Называют Тупым Быком или вроде того.
Ворбис внимательно осмотрел похожие на окорока руки Бруты, его толстые, как стволы деревьев, ноги.
Казалось, он глубоко задумался.
— То есть ты утверждаешь, что он не может читать и писать, зато отличается крайней преданностью?
— Преданностью и верностью.
— И хорошей памятью… — пробормотал Ворбис.
— Более чем, — подтвердил Нюмрод. — Это даже нельзя назвать памятью.
Судя по всему, Ворбис пришел к некоему решению.
— Как очнется, пришлешь его ко мне, — велел он.
Нюмрод смертельно побледнел.
— Я с ним только поговорю, — успокоил его Ворбис. — Возможно, паренек мне пригодится.
— Слушаюсь.
— Ведь пути Великого Бога Ома столь таинственны, столь неисповедимы…
Высоко в небе. Только свист ветра в перьях.
Орел парил на ветру и смотрел вниз на игрушечные здания Цитадели.
Он где-то ее выронил и теперь никак не мог отыскать. Она где-то там, внизу, на этом крошечном зеленом пятнышке.
Пчелы весело жужжали в бобовых цветах. Солнце немилосердно жгло панцирь Ома.
И для черепах тоже имеется своя преисподняя.
Он слишком устал, чтобы шевелить лапками. Но другого способа не было. Или высунуть голову как можно дальше и мотать ей в надежде перевернуться.
Если не остается верующих в тебя, ты умираешь. Основную проблему мелких богов всегда составляли верующие. Но ты так же умираешь, когда умираешь.
Частью мозга, не занятой мыслями о нестерпимой жаре, он воспринимал ужас и замешательство Бруты. Не следовало так поступать с пареньком… Он и не думал следить за ним. Да и какой бог станет заниматься подобной ерундой? Кого волнует, чем там заняты люди? Вера — вот что главное. Он просто заглянул пареньку в голову и извлек оттуда воспоминания, как фокусник извлекает из своего уха яйцо. Просто фокус, просто хотел произвести впечатление.