Мелкие боги

Пратчетт Терри Дэвид Джон

— Ну, в данном случае я мог бы проявить некоторое снисхождение, — успокоила черепашка. — Радуйся, срок будет уменьшен до тысячи.

— Хотя моя бабушка говорила, что я все равно отправлюсь в преисподнюю, — продолжал Брута, не обращая внимания на последнюю фразу. — Жизнь сама по себе греховна. А раз ты живешь, значит, каждый божий день ты совершаешь грех.

Он опустил глаза на черепашку.

— Вряд ли ты Великий Бог Ом, — знак священных рогов, — во всяком случае, я так думаю, потому что, если бы я попытался коснуться

Великого Бога Ома, — еще одни священные рога, — у меня бы мигом отсохли руки. Да и брат Нюмрод правду говорил: Великий Бог Ом никогда не стал бы заурядной черепахой. Но в Книге пророка Сены говорится, что, когда он странствовал по пустыне, с ним беседовали духи земли и воздуха. Может, ты один из них?

Черепашка долго смотрела на него одним глазом, а потом спросила:

— Сена — это длинный такой? С густой бородой? Глазки все время рыскают?

— Что? — переспросил Брута.

— По-моему, я его помню, — кивнула черепашка. — Точно. Когда он говорил, глазки его так и бегали. А говорил он все время. С собой. Говорил и постоянно натыкался на камни.

— Он целых три месяца странствовал по диким, необжитым местам, — поделился Брута.

— Тогда это многое объясняет, — хмыкнула черепашка. — Там же жрать почти нечего. Кроме грибов.

— Или ты демон? — снова принялся размышлять Брута. — Семикнижье запрещает нам беседовать с демонами. Сопротивление демонам, как говорит пророк Фруни, делает нас сильными в вере и…

— Да загниют твои зубы раскаленными нарывами!

— Как-как?

— Я самим собой клянусь, что я Великий Бог Ом, величайший из богов!

Брута постучал черепашку по панцирю.

— Демон, дай-ка я тебе кое-что покажу.

Прислушиваясь к себе, Брута с радостью ощущал, как его вера крепнет с каждым мгновением.

Это была не самая величественная статуя Ома, зато самая близкая. И стояла она неподалеку от темниц, где содержались всякие преступники и еретики. А сделана она была из склепанных вместе железных листов.

Вокруг никого не было, лишь пара послушников вдалеке толкала наполненную чем-то тачку.

— Какой здоровенный бычара, — заметила черепашка.

— Точный образ Великого Бога Ома в одном из его мирских воплощений! — гордо заявил Брута. — И ты говоришь, что ты — это он?

— В последнее время я много болел, — объяснила рептилия.

Ее тощая шея вытянулась еще дальше.

— У него на спине дверь, — удивилась черепашка. — Зачем ему дверь на спине?

— Чтобы класть туда грешников, — пояснил Брута.

— А зачем еще одна на животе?

— Чтобы высыпать очищенный от скверны прах, — ответил Брута. — А дым выходит из ноздрей — чтобы безбожники видели и чтоб им неповадно было.

Черепашка, вытянув шею, осмотрела ряды зарешеченных дверей. Посмотрела на закопченные стены, перевела взгляд на пустующую сейчас канавку для

дров, что была прорыта прямо под железным быком. И пришла к некоему заключению. Черепашка неверяще моргнула единственным глазом.

— Людей? — наконец выдавила она. — Вы жарите в этой штуковине людей?

— Так я и думал! — торжествующе воскликнул Брута. — Вот еще одно доказательство, что ты — не Великий Бог! Он бы точно знал, что людей мы здесь не сжигаем. Сжигать людей? Это же неслыханно!

— А, — сказала черепашка. — Тогда что?

— Эта статуя служит для переработки еретических отходов и прочего мусора, — растолковал Брута.

— Весьма интересное применение для статуи, — похвалила черепашка.

— Тогда как грешникии преступникипроходят очищение огнем в темницах квизиции и иногда — перед Великим Храмом, — объяснил Брута. — Уж кто-кто, а Великий Бог должен это знать.

— Да знаю я, знаю, просто забыл, — попыталась вмешаться черепашка.

— Кто-кто, а Великий Бог Ом, — священные рога, — должен знать, что он сам некогда сказал пророку Стеношпору. — Брута откашлялся и прищурился, сдвинув брови, что, по его мнению, означало глубокий умственный процесс: — «Да спалит священный огонь неверующего, причем начисто». Стих шестьдесят пятый.

— Что, именно так я и сказал?

— А в год Снисходительного Овоща епископ Крибльфор одной силой убеждения обратил в истинную веру демона, — продолжал Брута. — Тот присоединился к церкви и впоследствии даже стал поддьяконом. Так, во всяком случае, пишут в книгах.

— Я никогда не имел ничего против хорошей драки… — начала было черепашка.

— Твой лживый язык не искусит меня, рептилия, — прервал ее Брута. — Ибо силен я верой своей.

Черепашка аж запыхтела от усилий.

— Ну все, сейчас тебя поразит гром!

Над головой Бруты появилась маленькая, очень маленькая тучка, и крошечная, очень крошечная молния обожгла ему бровь.

По своей ударной силе она могла сравниться разве что с искоркой, которая иногда мелькает на кошачьей шкурке в жаркий сухой день.

— Ай!

— Теперь-то ты мне веришь? — осведомилась черепашка.

* * *

На крыше Цитадели дул легкий ветерок. Отсюда открывался чудесный вид на пустыню.

Б'ей Реж и Друна немного помолчали, переводя дыхание. А затем Б'ей Реж спросил:

— Здесь нам ничто не угрожает?

Друна посмотрел вверх. Над высушенными солнцем барханами парил орел. Интересно, насколько острый у орла слух, вдруг задумался он. Что-то у него точно острое. Слух? Способен ли парящий в полумиле над пустыней орел что-либо услышать? Ну и бес с ним, разговаривать-то он все равно не умеет, верно?

— Вряд ли, — ответил он.

— Могу ли я тебе доверять? — уточнил Б'ей Реж.