Мелкий бес
Шрифт:
— Ну, что вы, невелик сахар! Я еще и не хочу, коли так!
И она расплакалась. Сестры переглянулись, кинулись утешать ее, целовать и ласкать.
— Чего ты, дуреха, — говорила Дарья, — ведь мы шутили.
Лариса успокоительно и мягко говорила:
— Ты его в руки заберешь. Только бы женился.
Валерия мало-помалу утешилась.
Передонов, оставшись один, погрузился в сладкие мечтания. Ему грезилась Валерия в обаянии брачной ночи, раздетая, стыдливая, но веселая. [Ножки маленькие, розовые.] Вся тоненькая, субтильная…
Мечтал,
Потом пришло ему на память, что Валерия — кокетка. Ведь она, подумал он, чего доброго, потребует нарядов, обстановки. Уж тогда, пожалуй, деньги придется не откладывать каждый месяц, а и прикопленное растрачивать. А жена-то станет привередничать, а за кухней, пожалуй, и не доглядит. А еще на кухне подсыплют ему яду, — Варя со злости подкупит кухарку.
Да и вообще, думал Передонов, уж слишком тонкая штучка — Валерия. К такой не знаешь, как и подступиться. Как ее обругаешь? Как ее толканешь? Как на нее плюнешь? Изойдет слезами, осрамит на весь город. Нет, страшно с нею связываться.
Вот Людмила, так та попроще? Не взять ли ее? Передонов подошел к окну, и стукнул палкой в раму. Через полминуты Рутилов высунулся из окна.
— Чего тебе? — спросил он с беспокойством.
— Передумал, — буркнул Передонов.
— Ну! — испуганно крикнул Рутилов.
— Веди Людмилу, — сказал Передонов.
Рутилов отошел от окна.
— Черт очкастый, — проворчал он, и пошел к сестрам.
Валерия обрадовалась.
— Твое счастье, Людмила, — сказала она.
Людмила принялась хохотать, — упала в кресло, откинулась на спинку, и хохотала, хохотала.
— Что ему сказать-то? — спрашивал Рутилов, — согласна, что ли?
Людмила от смеха не могла сказать ни слова, и только махала руками.
— Да согласна, конечно, — сказала за нее Дарья. — Скажи ему скорее, а то еще уйдет сдуру, не дождется.
Рутилов вышел в гостиную, и сказал шепотом в окно:
— Погоди, сейчас будет готова.
— Да живее, — сердито сказал Передонов, — что там копаться.
Людмилу проворно наряжали. Минут через пять она была уже совсем готова.
Передонов думал о ней. Она веселая, сдобная. Только уж очень любит хохотать. Засмеет, пожалуй. Страшно. Дарья, хоть и бойкая, а все же посолиднее и потише. А тоже красивая. Лучше взять ее. Он опять стукнул в окно.
— Стучит опять, — сказала Лариса, — уж не за тобой ли, Дарья?
— Вот чёрт-то! — выругался Рутилов, и побежал к окну.
— Чего еще? — сердитым шепотом спросил он, — опять передумал, что ли?
— Веди Дарью, — отвечал Передонов.
— Ну, подожди, — свирепо прошептал Рутилов.
Передонов стоял, и думал о Дарье, — и опять не долгое любование ею в воображении сменилось страхом. Уж очень она быстрая и дерзкая. Затормошит.
Да и чего тут стоять и ждать? — подумал он, — еще простудишься. Во рву на улице, в траве под забором, может быть, кто-нибудь прячется, и вдруг выскочит, и укокошит. И тоскливо стало Передонову. Ведь они бесприданницы, думал он. Протекции у них в учебном ведомстве
Досадно стало Передонову на самого себя. С чего он путается с Рутиловым? Словно Рутилов очаровал его. Да, может быть, и в самом деле очаровал. Надо поскорее зачураться.
Передонов закружился на месте, плевал во все стороны, и бормотал:
— Чур-чурашки, чурки-болвашки, буки-букашки, веди-таракашки! Чур меня! Чур меня! Чур, чур, чур! Чур-перечур-расчур.
На лице его изобразилось строгое внимание, как при совершении важного обряда. И после этого необходимого действия он почувствовал себя в безопасности от Рутиловского наваждения. И он решительно застучал палкой в окно, сердито бормоча:
— Донести бы, — заманивают.
— Нет, не хочу сегодня жениться, — объявил он высунувшемуся к нему Рутилову.
— Да что ты, Ардальон Борисыч, ведь уже все готово, — пытался убеждать Рутилов.
— Не хочу, — решительно сказал Передонов, — пойдем ко мне в карты играть.
— Вот чёрт-то! — выругался Рутилов. — Не хочет венчаться, струсил, — объявил он сестрам. — Но я еще уломаю дурака. Зовет к себе в карты играть.
Сестры закричали все разом, браня Передонова.
— И ты пойдешь к этому прохвосту? — с досадой спросила Валерия.
— Ну да, пойду, и возьму с него штраф. И он еще от нас не уйдет, — говорил Рутилов, стараясь сохранить уверенный тон, но чувствуя себя очень неловко.
Досада на Передонова быстро заменилась у девиц смехом. Рутилов ушел. Барышни подбежали к окнам:
— Ардальон Борисыч! — крикнула Дарья, — что же вы такой нерешительный. Так нельзя.
— Кисляй Кисляевич! — с хохотом крикнула Людмила.
Передонову стало досадно. По его мнению, сестры бы должны плакать от печали, что он их отверг. «Притворяются!» — подумал он, молча уходя со двора. Барышни перебежали к окнам на улицу, и кричали вслед Передонову разные насмешливые слова, пока он не скрылся в темноте.
Передонова томила тоска. И карамелек уже не было в кармане, — и это его опечалило и раздосадовало.
Рутилов почти всю дорогу говорил один, — он продолжал выхвалять сестер. Передонов только однажды вступил в разговор.
— У быка есть рога? — сердито спросил он.
— Ну, есть, так что ж из того? — сказал удивленный Рутилов.
— Ну, а я не хочу быть быком, — объявил Передонов.
Раздосадованный Рутилов сказал:
— Ты, Ардальон Борисыч, и не будешь никогда быком, потому что ты форменная свинья.
— Врешь, — угрюмо сказал Передонов.
— Нет, не вру, — могу доказать, — злорадно сказал Рутилов.
— Докажи.
— Погоди, докажу.
Оба замолчали.
— Ардальон Борисыч, — вдруг спросил Рутилов, — а у тебя есть пятачок?
— Есть, да тебе не дам, — сказал Передонов.
Рутилов захохотал.
— Коли у тебя есть пятачок, так как же ты не свинья!
Передонов в ужасе схватился за нос.
— Врешь, какой у меня пятачок, у меня человечья харя, — бормотал он.