Мелкий бес
Шрифт:
— Пожалуйста, не беспокойтесь об этом, — сухо возразил подполковник, — у меня планы крепостей не хранятся.
Упоминание о крепостях озадачило Передонова. Ему показалось, что Рубовский намекает на то, что может посадить Передонова в крепость.
— Ну, что крепость, — пробормотал он, — а только вообще про меня всякие глупости говорят, — так это больше из зависти [меня преследуют]. Вы ничему такому не верьте. Это они доносят, чтобы от себя отвести подозрение, — а я и сам могу донести.
Рубовский недоумевал:
— Уверяю вас, — сказал
Передонов не верил. Он думал, что жандармский скрытничает, — и стало ему страшно.
Каждый раз, как Передонов проходил мимо Вершинского сада, Вершина останавливала его, и своими ворожащими движениями и словами заманивала в сад. И он входил, невольно подчиняясь ее тихой ворожбе. Может быть, ей скорее Рутиловых удалось бы достичь своей цели, — ведь Передонов одинаково далек был от всех людей, и почему бы ему было не связаться законным браком с Мартой? Но, видно, вязко было то болото, куда залез Передонов, и никакими чарами не удавалось перебултыхнуть его в другое.
Вот и теперь, когда, расставшись с Рубовским, Передонов шел мимо, Вершина, — одетая, как всегда, вся в черном, — заманила его.
— Марта и Владя домой на день едут, — сказала она, ласково глядя сквозь дым своей папиросы на Передонова коричневыми глазами, — вот бы и вы с ними погостить в деревне, — за ними работник в тележке приехал.
— Тесно, — сказал Передонов угрюмо.
— Ну, вот, тесно! — возражала Вершина, — отлично разместитесь. Да и потеснитесь, не беда, что ж, недалеко, шесть верст проехать.
В это время из дому выбежала Марта, спросить что-то у Вершиной. Хлопоты перед отъездом немного расшевелили ее лень, и лицо ее было оживленнее и веселее обычного. Опять, уже обе, стали звать Передонова в деревню.
— Разместитесь удобно, — уверяла Вершина, — вы с Мартой на заднем сиденьи, а Владя с Игнатием на переднем. Вот, посмотрите, и тележка на дворе.
Передонов пошел за Вершиной и Мартой на двор, где стояла тележка, а около нее возился, укладывая что-то, Владя. Тележка была поместительна. Но Передонов, угрюмо осмотрев ее, объявил:
— Не поеду. Тесно. Четверо, да еще вещи.
— Ну, если вы думаете, что тесно, — сказала Вершина, — то Владя и пешком может идти.
— Конечно, — сказал Владя, улыбаясь сдержанно и ласково, — пешком дойду в полтора часа отлично. Вот сейчас зашагаю, так раньше вас буду.
Тогда Передонов объявил, что будет трясти, а он не любит тряски. Вернулись в беседку. Все уже было уложено, но работник Игнатий еще ел на кухне, насыщаясь неторопливо и основательно.
— Как учится Владя? — спросила Марта: другого разговора с Передоновым она не умела придумать, а уже Вершина не раз упрекала ее, что она не умеет занять Передонова.
— Плохо, — сказал Передонов, — ленится, ничего не слушает.
Вершина любила поворчать. Она стала выговаривать Владе. Владя краснел и улыбался,
— Что ж, только год начался, — сказал он, — я еще все успею.
— С самого начала надо учиться, — тоном старшей, но слегка от этого краснея, сказала Марта.
— Да и шалит, — жаловался Передонов, — вчера так развозились, точно уличные мальчишки. Да и груб, мне дерзость сказал в четверг.
Владя вдруг вспыхнул, и заговорил горячо, но не переставая улыбаться:
— Никакой дерзости, а я только правду сказал, что вы в других тетрадках ошибок по пяти прозевали, а у меня все подчеркнули, и поставили два, а у меня лучше было написано, чем у тех, кому вы три поставили.
— И еще вы мне дерзость сказали, — настаивал Передонов.
— Никакой дерзости, а я только сказал, что инспектору скажу, — запальчиво говорил Владя, — что ж мне зря двойки…
— Владя, не забывайся, — сердито сказала Вершина, — чем бы извиниться, а ты опять повторяешь.
Владя вдруг вспомнил, что Передонова нельзя раздражать, что он может стать Марте женихом. Он сильнее покраснел, в смущении передернул пояс на своей блузе, и робко сказал:
— Извините. Я только хотел попросить, чтобы вы поправили.
— Молчи, молчи, пожалуйста, — прервала его Вершина, — терпеть не могу таких рассуждений, терпеть не могу, — повторила она, и еле заметно дрогнула всем своим сухоньким телом. — Тебе делают замечание, ты молчи.
И Вершина высыпала на Владю еще немало укоризненных слов, дымя папироской и криво улыбаясь, как она всегда улыбалась, о чем бы ни шла речь.
— Надо отцу будет сказать, чтобы наказал тебя, — кончила она.
— Высечь надо, — решил Передонов, и сердито посмотрел на обидевшего его Владю.
— Конечно, — подтвердила Вершина, — высечь надо.
— Высечь надо, — сказала и Марта, и покраснела.
— Вот поеду сегодня к вашему отцу, — сказал Передонов, — и скажу, чтобы вас при мне высекли, да хорошенько.
Владя молчал, смотрел на своих мучителей, поеживался плечами, и улыбался сквозь слезы. Отец у него крут. Владя старался утешить себя, думая, что это — только угрозы. Неужели в самом деле захотят испортить ему праздник? Ведь праздник — день особенный, отмеченный и радостный, и все праздничное совсем несоизмеримо со всем школьным, будничным.
А Передонову нравилось, когда мальчики плакали, — особенно, если это он так сделал, что они плачут и винятся. Владино смущение, и сдержанные слезы на его глазах, и робкая, виноватая его улыбка, все это радовало Передонова. Он решился ехать с Мартой и Владей.
— Ну, хорошо, я поеду с вами, — сказал он Марте.
Марта обрадовалась, но как-то испуганно. Конечно, она хотела, чтобы Передонов ехал с ними, — или, вернее, Вершина захотела этого за нее, и приворожила ей своими быстрыми наговорами это желание. Но теперь, когда Передонов сказал, что едет, Марте стало неловко за Владю, — жалко его.