Мелкий лавочник, или Что нам стоит дом построить. Роман-биография
Шрифт:
– Ну, значит, я не ошибся, твой пиджак у меня в кабинете висит.
– Интересно, как он к тебе в кабинет попал, мы же вчера с тобой не пили? – удивился отец.
– А теперь обязательно выпьем, двери нараспашку держать не надо.
Вор оказался пришлым. Ни одному серебрянцу никогда бы не пришло в голову покуситься на имущество семьи Вили. Вор возвращался из заключения, ему хотелось есть, а пиджак отца, висевший в прихожей, выглядел вещью, которую можно было быстро продать. Вор и пошел его продавать на серебрянский базар.
Несчастный пришлый
Практически все продавцы зелени, овощей, мяса и других продуктов питания на серебрянском базаре либо их жены или их дети были пациентами Вилиного отца. А Вилин отец был их постоянным покупателем. С продавцами мяса он решал, какую часть говяжьей туши рубить на бифштекс, а какую – на антрекот или бефстроганов. Продавцам зелени и помидоров объяснял, чем серебрянские помидоры отличаются от крымских и почему на серебрянских огурцах в два раза меньше пупырышек, чем на белорусских.
В общем, когда параллельно с вором один серебрянский милиционер Иван Петрович, забежал на базар купить зелени и помидоров, все продавцы хором обратили его внимание на продающего знаменитый докторский пиджак.
Пиджак отца и продающий его неместный человек Ивану Петровичу тоже показались субстанциями несовместными.
Мама хорошо одевала Вилиного отца и своего мужа.
Английский костюм тонкого твида был много лет назад куплен на углу Ленина и Шевченко в районном универмаге на втором этаже. И сносу ему не было, как доброй старой Англии. Сперва он использовался как выходной, а потом как ежедневный.
Виле пиджак напоминал не о доброй старой Англии с ее Шерлоком Холмсом и доктором Ватсоном, а скорее, о ячейке английского банка с советской мелочью внутри. Нравилось Виле потаскивать мелочь из отцовских карманов. Тем более было для чего.
Раз в неделю Виля вешал на руль своего велосипеда сетку с пустыми опасно позвякивающими бутылками из-под молока и ряженки, а иногда еще и от водки и коньяка и ехал в пункт приема стеклотары.
– А ну розийдысь, голота, – кричала приемщица, – це сын дохтора приихав, його батько у мене из пьяткы скло вынув. Набьете тут бутылок, ходыты страшно. Давай, сынку, свои бутылкы.
«Голота», многим из которых Вилин отец тоже что-то вынул или вправил, расступалась.
Но денег от сданных бутылок, которые мама разрешала брать Виле себе, на подписку коричневого четырехтомного Гайдара не хватало. А Виля так хотел на него подписаться. И часто отцу приходилось доставать кошелек и разменивать рубль, потому что вместо 22 копеек на покупку «Беломора», отец находил в карманах пиджака только его крошки.
Так что вору не повезло дважды: и карманы до него уже были обчищены, и пиджак он не успел продать. Да и кто б его в Серебрянске купил.
Больше с воровством Виля не сталкивался, и сам им больше не промышлял, и чтобы столкнуться
В случае с отцом вор был неизвестен, но его нашли. Из криков соседки Клавдии Виля понял, что вор определился сразу – это был удививший его Аркадий.
– Граждане, разойдитесь по своим комнатам, мы со всеми побеседуем, – услышал Вилен и увидел двух спортивных молодых ребят в спортивных кофтах на молнии и узких брюках.
– Где пострадавшая, что случилось?
– Вот смотрите, с вечерней пришла и что увидела-а-а, – опять попыталась завыть Клавдия.
Ребята стали осматривать комнату. Клавдия притихла.
– Вы передовик производства? – спросил парень.
– Да-а, – удивленно сказала Клавдия, – у меня удостоверение есть.
– А недавно вы победили в социалистическом соревновании…
– Да-а, – опять удивилась, успокаиваясь, Клавдия, – мне грамоту дали.
– Ваши вещи целы, они у нас, и удостоверение, и грамота.
– Ну Аркадий, сука, он еще и грамоту спи… – хотела заорать Клавдия. – Что, правда, все нашли? – вместо ора удивленно спросила она.
– Ну да, нашли, успокойтесь, напишите лучше, что у вас украли.
Потом был опрос свидетелей. Вилена тоже опросили.
– Про Надсона говорили? – удивился следователь. – Надо же какой вор культурный, Надсона читает.
– А вы тоже его знаете? – удивился Вилен.
– Конечно, кто ж его не знает, – в свою очередь удивился молодой следователь.
«Удивительный город, я обязательно буду в нем жить», подумал Виля.
– А если не секрет, как его поймали? – спросил Вилен.
– Вообще-то, секрет, но тебе скажу. Здесь прямо на углу Главного и Глюка с чемоданом в такси садился. Там же на углу кафе-автомат, наши ребята, когда на дежурстве, перекусить туда забегают. Уж очень там сосиски с пюре вкусные. Смотрят, а на стоянке такси под фонарем что-то знакомое с чемоданом стоит.
Так его же фото во всех отделениях висят, вспомнили ребята. Тут такси подъехало, пришлось его из такси вынимать. Ну а через час от вас позвонили.
25 марта 1974 года, в свой день рождения, Вилен Хорошокин пошел с женой Тоней посмотреть всесоюзную премьеру нового фильма Шукшина «Калина красная» и обомлел. В тюремном хоре стоял Аркадий в своей клетчатой красной рубашке и пел «Вечерний звон». Казалось, что сейчас хор допоет, и Аркадий выйдет вперед и объявит стихотворение Надсона:
– «Не вини меня, друг, – я сын наших дней».
– Аркадий, – прошептал Вилен.
– Какой еще Аркадий? – прошептала Тоня. – Шукшин это.
«Конечно, Шукшин, – подумал Вилен, – но вылитый Аркадий».
В выходные подготовительные курсы не работали. Вилен тоже позволял себе расслабиться. В субботу он спросил у Паши Захаровны, как доехать до моря.
– На 10-м троллейбусе в Гавань, на Кошкин остров, – сказала Паша Захаровна. – Правда, там не море, а залив, но до настоящего моря тебе все равно не доехать.