Мельник ностальгии (сборник), Нобре Антонио Перейра

Мельник ностальгии (сборник)

на обложку

Нобре Антонио Перейра

Шрифт:

Облатка луны качнётсяНа глади тихой реки.Плесень её не коснётся:Она из святой муки.

С кувшином пойду на плёсы,Пустым принесу назад.Мои ль в том повинны слёзы,Мондегу ли виноват [22] ?

Зимой на волнах ленивыхКачаешь стаи гагар!Мондегу юниц красивыхИ шестиструнных гитар!

Мондегу – река в Коимбре – раньше летом пересыхал полностью, а зимой был полноводным.

Не стоит мир очерствелыйТех слёз, что в глазах видны!Голубкой оденься белой…– Бывают они черны!

Вдыхая свеч аромат,О чём молчат урсулинки?Сердца тревожно стучат,Но тайну хранят косынки.

Священник вам не дал соли [23] ,Желаний моих уста.Их слаще не знал дотоле:Вкусней клубники с куста.

При крещении священник вкладывает в ротик ребёнка немного соли.

Манел на Пиу [24] , к немуЧто день, хожу на свиданьеСпросить, как там одному,Не скучно ли ожиданье.

Студенты вьются вокругИ все влюблены, ей-Богу!Окончит курс милый друг,Уедет, забыв дорогу…

Несите скорей кувшины:Две струйки из глаз моих.Ещё ни с одной вершиныКлючей не било таких.

Кладбище да Коншада, было открыто в 1860 г. на землях сеньора Жоакина Инасиу де Миранда Пиу. В 70 – 80 годы XIX века на нём часто хоронили членов почитаемых в Коимбре семей.

Груди твои – два гнезда,Там ждут птенцы-невелички.Жадно

стремятся тудаМоих поцелуев птички.

В ночь Божья Мать занята:Лучатся и нить, и спицы.Вяжет чулки для Христа,А лунный клубок – в кринице.

Улей – гитара моя:Там пчёлы снуют в заботах.От пчёлок-звуков, друзья,Медовые фадо в сотах.

Огни, гитары, напевы!Снов золотая пыльца…Пляшите, пляшите, девы!Бейтесь, стучите сердца!

Коимбра, 1890

Письмо Мануэлу[1]

Прости меня, мой Мануэл, что допозднаБрожу опять, но это не моя вина.Виной – Коимбра, злая грусть её пейзажа,Что ноет всё больней, мне душу будоража.О новостях? Послушай, нервы, как разъяты!Ты ветер попроси сдержать свой бег проклятый.Умолкни, стонущий, послушный ветра бегу,Шум чёрных тополей на берегах Монтегу!Чем ветру плакать так, пусть тучи разверзает,Зальёт слезами боль, ту, что его терзает.Меня он мучает! Скажи ему, скажи!Ах, он мне тягостней, чем старые ханжи,Молитв мелодию бубнящие галопом,Страшней медведя [25] , что с усердьем узколобымУрок ответит свой, страшнее, чем алмаз,Скрипящий по стеклу, чем холод лживых фраз…Реви же вихрь, реви и пожирай мне душу,Залей рассудок мой, как море топит сушу,Впитав всю темноту, безвыходность стенаний.И волны – лунный свет моих воспоминаний.В моей лачуге, в ночь, частенько так бывает:Колдует ветер, духов с моря вызывает:Дни лета прошлого, безумия и света,И там часов каминных сердце бьётся где-то…Какие времена, как звёздочки, вдали?Ты знаешь, Мануэл: те, что уже прошли!И грусть от этого, и слёзы накипают,И меркнет лампочка, и тени наступают.А сон уходит, и привидится мне скоро:Песок искрится, вдалеке встаёт аврора,Плыву в челне по морю Господа Христа,И смуглый Габриэл[2] на вёслах… Даль чиста.А призраки идут, из тьмы идут на свет,В одеждах чёрных расставаний прежних лет,О, сколько их! Мечты, видения офелий,Звездами дальними мерцая еле-елеНа небе памяти нежнее и печальней,Прошепчут исповедь студенту в скромной спальне.Виденья милые! Ко мне, забудьте страх!Река сладчайшая [26] , сквозной туннель в лесах!Здесь Анту плыл, и за челном струилась пена…И к мосту Тавар'eш спускаясь постепенно,Нагими плавали в полдневную жару[3]!И всё прошло! Лишь пены хлопья на ветру!И всё прошло…Теперь не то: какие шутки!Ведь, как в монастыре, у бакалавров сутки.Приходится терпеть студенческому люду:Профессора снуют и нос суют повсюду!И лишь когда закат восстанет над рекой,И в бакалаврские сердца войдёт покой.Едва коза [27] проблеет жалобы, как сразуСпич прозвучит: на полчаса всё те же фразы…Студенты по домам спешат, как сельский людС полей идёт в тот час, как «Троицы» [28] пробьют.Ах, Мануэл, ты говорил, и ты был прав,Когда решился я, в Коимбру путь избрав:«Не стоит, Анту [29] …» – говорил, но всё напрасно…Пошёл – и курса не закончу, это ясно.Насколько б лучше мне по-прежнему учитьсяВ природной школе, ведь могу я поручиться:Вольнее нет и нет ей равных в этом свете!Профессор Океан – знаток на факультете!Он нам прочёл из психологии немало,Всего лишь года, чтоб закончил, не хватало.Уроки наблюдений, истин вечный блеск,Был полон тайного значенья каждый всплеск,И ветра стон, и солнца пламенное веко…Уже прочёл он всё о сердце человека.Я на Коимбру променял приют лесной,Где ректор-Пан стихи читает под сосной!Зачем? Да, может быть, причина просто в лени:Коза – там дрозд, поёт, чуть свет прогонит тени…Ах, Мануэл! Тоска! А издали мечталось…Но то же, что всегда, со мною снова сталось:Лишь даль меня влечёт, мистерия надежды,Ну а вблизи – спадают лёгкие одеждыС моих иллюзий и – вдруг всё перевернулось.Душа от изумленья всколыхнулась…Вот и таверна знаменитая Камелий [30] Была ты небом для меня, на самом деле,Где ужин подаёт Мадонна, не иначе,Студентам старших курсов, баловням удачи.Ах, на Мадонну я взглянул из-за кулисы:Камелий больше нет, осталась «camelice» [31] .Но проступает в суете пустой, постылой,Другой Коимбры, легендарной, облик милый…Свет лунный здесь так ласков! Ну, а девы, девы…Как поцелуй пьянят, чаруют их напевы,Средневековые повадки и черты —Какие девушки!…Ах! не поверишь ты!Когда цвет ивы оттенил декор балконов,Нашёл и я себе весёлых компаньоновПо дому. Возле них, как солнышко пригреет.Вот, Марио[4]– всегда развеселить сумеет.При нём и смерть бела, и значит, будем живы:Смеются даже ветхой мантии разрывы!Фернандо[5] не видал? Как остроумен, страх!Ну, вылитый из Сантареня он монах!Дуэт голландочки, блондинки в горностае,И португальца… Ну, а Мишку[6]? То святаяТереза Иисус в мальчишеском наряде…Ну, приезжай сюда, дружище, Бога ради!Я знаю, ты пленишься этой стороной,Давай мне руку, и пойдём скорей со мной!Пробило четверть: перерыв. Ну, вот, смотри!На это стоит посмотреть, держу пари…На галереи, где века гуляли мавры,Сейчас из тесных клеток выйдут бакалавры.Их спины сгорблены, а голоса негромки…Ну, кто поверит, что они и есть потомкиОтважных моряков шестнадцатого века?Худые, бледные, учителей опекаИх обескровила… Да ты не хохочи:Ну как такие смогут взяться за мечи?– И доктора[7]? – Вон те, которые построже.Два исключения, другие все похожи:Великий Пост Души! На всех печать поста…Смеёшься? Нам с тобою, грешным, не чета.А тот надменный великан со статью кедра,Что на меня так нежно смотрит, – это ПедроПенеду[8]!Педро мой! И надо так случиться,Что я, счастливец, у тебя могу учиться!О, Педро! Милый друг! Душа моей души!Я помню маленьким, когда в ночной тишиКапризничал, то нянюшка моя, бывало,Меня пугая, буку – Педро – призывала.Я затихал, она ж, используя находку,Ну, имитировать тяжёлую походку…– Тук! Тук! – Сейчас войдёт! Не любит он нытья!И ты входил, о Педро, в страхе видел я!Мой старый Педро! Призрак, пугало из детства!Я так тебя люблю, что даже знаю средство,Как сохранить твой труп нетленным на века(Однако Педро не умрёт наверняка!):Возьму тебя и, увенчав зелёным миртом,Засуну в башню, что заполню чистым спиртом,И для потомков налеплю на ней гигантскийЯрлык: «Аль-Бейд, король, владыка мавританский».Чу!.. Мануэл, сигнал! На волю поскорей!Пойдём…Ведь солнце нас встречает у дверей,Там душу освежим, целуя и любя…В места мистические поведу тебя:Пейзажей нет и незабвеннее и краше!Тент'yгал, Т'oрреш, С'eлаш, Олив'aйш, Серн'aше,Фиг'eйра-деЛорв'aн, Конд'eйша, Назар'e [32] !В моём вы сердце, как листочки в янтаре…Течёт из сердца в бликах солнечных лучейВоспоминаний несмолкающий ручей.Кондейша?Ну, пошли, там праздник бьёт ключом!– А солнце, пыль, толпа?! – Нам это нипочём!!Глаза девичьи – лунный свет, и нежны лица.Студентам с девушками любо веселиться:Цветы с груди подруг срывают, трепеща,И плечи их укрыть спешат полой плаща.А старики молчат, мешать-то нет нужды:Один лишь поцелуй не натворит беды!Сельчане пожилые незамысловаты,Подходят за советом: мы же адвокаты,У нас – смекалка, ум и знание закона,В народе к «докторам» почтение исконно.Подходят: что им делать? Лишь пробились всходы,Тут ливни, как на грех – весь труд испортят воды…– Что делать? Пейте их! – подскажут им нарочно.Уходят, обещают выполнить всё точно.Тропинка вьётся возле ярких страстоцветов…Ах, горе вам, бедняги, от таких советов!Тентугал?Утра синь! Бери скорей перчатки.Где шляпа? Собрались? Ну, вот, и всё в порядке.Всего-то десять миль, и тракт сейчас пустой,Алберту[9] ожидает нас и милый Той[10].Сегодня чудный день! Таким был мир в начале!С утра я видеть не хочу ни в ком печали!Дари нам осень аромат свой колдовской!Прочь, меланхолия! Вокруг – покой, покой!..Вот чёрных тополей нагой, печальный ряд.Щеглы на ветках, пусть вас пеньем оживят!Стоите, грустные, с восхода дотемна,А ветер к вам несёт листву и семена,И птиц, и дождь, и сор, и тучи комарья…Бедняжки, тоже одинокие, как я….А осенью вас ветер дерзко оголяет,Сгибает до земли и кашлять заставляет…Стоите в саванах, готовы для могилы,Напоминает мне ваш ряд, ваш вид унылыйДомишки с краю для чахоточных в селе.И встретимся ли, нет – мы боле на земле?Но вечный есть покой и вечная краса,И души всех взойдут на эти небеса,Кто жил и принял смерть и в море, и на суше —И души чёрных тополей, и наши души.И там мы свидимся опять, где нет страданья…До встречи тополя, до нашего свиданья…И вот, уже пейзаж тоскливый за спиной,Пошли холмы звенеть травою-тишиной,Быки пасутся, мессы птиц в небесной шири…И солнце сеет справедливость в нашем мире…На костылях калеки, еле тянут ноги,Повозка наша быстро катит по дороге,Монетки брошу я, на них лучи играют,А внучки бедолаг монетки подбирают.Вот Сан Жуан ду Кампу утонул в пыли,И, наконец, Тентугал забелел вдали.Тяни, Пятнистый, живо, мальчик, постарайся,Ещё чуть-чуть – и отдых, ну, не упирайся!Мы едем всё быстрее, и пыль за нами вьётся…На месте!А Тентугал солнечно смеётсяДомишками своими… Чудное местечкоЛюблю его: здесь лес, и монастырь, и речка!..Монахиня здесь есть: краснею и бледнею,А словом ни одним не перемолвлюсь с нею.Куплю у ней пирог, проделав путь неблизкий,Мечтаю: в пироге есть место для записки!А это, ведь, конверт, себе я говорю,А вдруг в нём сердце милой, вот я посмотрю!..Разрезал, а внутри – корица и мускат…И сердце лишь своё я повезу назад.

«Медведь» – лучший ученик на курсе или в группе.

Реку Леса в Леса-да-Палмейра называют сладкой рекой, чтобы отличить её от канала с солёной водой, который течёт параллельно с ней до моста Тавареш, где заканчивается.

«Коза» – университетский колокол Коимбры.

«Троицы» или «Аве-Марии» – удары колокола на закате, являющиеся сигналом окончания работ для крестьян.

Анту – поэтический псевдоним Антонио Нобре.

Известная в те времена в Коимбре таверна тётушек Камелий.

«Camelice» – глупость, вздор.

Районы округа Коимбра, её окрестности.

Коимбра, 1888-1889-1890

Саудаде

Тоска – «саудаде», тоска – ностальгия,Печальное слово!Гаррет так любил эти звуки благие,Как память былого!По деве с Мондегу, с Мондегу родного,Тоска без концаЛилась, выливалась из глаз у немого,Из уст у слепца.Тоска – ностальгия! Она вышивала,Слеза на ресницах…Трудясь над приданым, она напевала,О птицах, о птицах…Тоска! Как любила она напевать,Идя от новены…Смотрите: похожа на Божию Мать:Черты вдохновенны!Тоска-ностальгия

меня настигаетПод шелест дождя:«Тот, кто напевает, беду напугает» [33] ,Я пел, уходя…«Студент – твой Виржильу, во Францию доляЕго увела!Не плачу, его задержаться неволя,Ах, мне бы крыла….«Сто рек, эти реки шумливы и скоры,Меж нами легли…За теми горами другие есть горы,Другие вдали!«Ах, годы разлуки промчатся, промчатся,Вернётся учёным,И в церковь святую пойдём мы венчатьсяС моим наречённым!«Виржилиу – ангел; как я – он высокий,Замру, вспоминая…Его поцелуи… Исполнятся сроки,Ах, Матерь Святая!«Любовь – утешенье, венчанье на царство,От скуки заклятье!Любовь – та болезнь, от которой лекарствоЛишь смерть иль объятья.«Хотела сказать о любви у вербены:Лишь имя шептала…Ирене молчала (Зовусь я Ирене)И вся трепетала.Как шёл он к калитке, луна голубела…«Останься», – шептала.Ах, эти глаза! Я всегда их робела…И смотрит устало!«Ах, профиль Терезы в заветной тетради,Вечерняя синь…О, сумерки в Л'aпе, о ночи в Эштр'aде,Шоп'aл и Жардинь!«Глаза, как провалы, лицо восковоеМне видится снова!И голос Виржильу, ах, слаще он вдвое —Из мира иного!«Тоску изливаю в молитвах и пенях:Прошу одного…Горят мои свечи, и я – на коленях…Но нету его!«Рождались деревья, росла вместе с ними,Как прутик, легка!Засохли деревья, сменились другими…Ах! жизнь коротка!«Ты, речка любови, течёшь из Порт'eлы,Впадаешь ты в море,Не видишь ли парус? Не видишь ли белый?На вольном просторе…«Мондегу, летишь ты горами и чащей,Вдоль пашен, полей.Мондегу приливов, стремнины журчащей,Больших тополей!«Но, ах! Мой Мондегу, певучий, любимый,В тени бересклетаПриходит – уходит, всё мимо, да мимо,И нет мне ответа….»

Португальская пословица: «Кто поёт, пугает свои беды».

Париж, 1894

Путешествия по моей земле

Смотрю на угольки в жаровнеИ вспоминаю, всё любовней,Деньки, когда я был юнцом;И счёт часам в мечтах теряю:Поездки [34] наши повторяюПо Дору[1] старому с отцом.Какие чудные вояжи!Сложив пожитки в саквояжи,С рассветом мы готовы в путь.– Прощайте! Коротка разлука,– Адеуш [35] ! – колокольцев звукаНу как теперь не вспомянуть?Катилась день и ночь карета,Звенела в переливах цветаОт света пьяная земля.О, Боже! Было всё так ново:И запах луга травяного,И лёт неспешный журавля.Тока и ветряки, сараиИ замки – всё в себя вбираю,Что мимо движется в окне..Пейзаж возвышенный и милый,Как чреву, что меня носило,Тебе обязан всем во мне.На проводах вблизи усадебЛюбились в месяц птичьих свадебИ трясогузки, и щеглы.А реки, тихие в долине,У моря пенились в стремнине,Гривасты, взбалмошны и злы.Под солнцем – злато кукурузы!Там пахарей пестрели блузы:Внеси навоз, добавь золы,Соху готовь, да помни сроки…На целине звучал далёкийПротяжный рёв: «Эгей! Волы!»Когда ползла карета в гору,Скрипя и жалуясь, в ту поруКрестьян встречали мы; чуть светПоднявшись, ждали у обочин.Я грустен был и озабочен,И долго им глядел вослед.Их облик робок и смиренен,Скорее жалок, чем степенен,Как с горечью я отмечал.Снимали молча шляпу или«Благословен Господь!» твердили,«Да славится!» – я отвечал.И мягко сумерки спадали,Ещё закатом рдели дали,И плакал ледяной родник.Кто Траз-уж-Монтеш[2] позабудет?Шум родника здесь жажду будит.Пробившись сквозь густой тростник.И вот – подъём на тракт Новелаш[3],Здесь толстый красный КабанелашВручал мне вожжи и при томШутил, что кони упросили:Со мной они довольны были,Я их не мог стегать кнутом.Гостиница за поворотом,Стремимся мы к её щедротам:Дом славный, звался он Казайш[4].Приветны доны Аны взоры:«Чего хотят мои сеньоры?»Бифштекс божествен, хлеб свежайш…«Садитесь, кушанья простыли».Ох, блюда вкусные, простые,Смеялось на столе вино,В часах кукушка куковала…Но Кабанелаш входит в залу:«Идёмте, в путь пора давно».Я видел, как на небосклоне,У португальской ночи в лонеСветило яркое зажглось,И светом предрекло бесстрастным:«Поэтом будешь и несчастным!»Так сказано, и так сбылось.Мой бедный Принц, о чём мечтаешь,В каких ты небесах витаешьПод сенью звёздного шатра?Или, рождённый трубадуром,Любовным мучишься сумбуром:Любови первой – грусть сестра…И вновь на землю тени пали,В плащах согревшись, люди спали.Бывают ночи так свежи…Я спать не мог, о, Бога ради!Ведь дальше, там, на Тровоаде [36] Порой случались грабежи!Разбойники! Мечта мальчишки!Плащ, пистолеты: всё, как в книжке,Я б путникам не угрожал,Зла против них не умышлял бы,А милостыней оделял бы,Подвешенной на мой кинжал.Что ночь – светлей луны сиянье,Под слёз её очарованьеКарета всё катилась в синь.И к полночи всенепременноВ село въезжали мы надменноПод звон бубенчиков: «Тлинь-тлинь».Наш дом среди большого садаСиял огнём, как для парада,Смущённо отступала мгла.Казалось, что со всей округиСбежались со свечами слуги,И бабушка с улыбкой шла.О, Иисус! Тут не до скуки!«Что за глаза, какие руки!О, Боже!» – слёзы из-под век…Объятия, вопросов мореИ восхищение во взоре,Как будто я здесь не был век.«Скажи, а как твои занятья?Хотела бы тебя видать я Учёным!Смог бы отдохнуть.Устал в своей Коимбре, бедный?Цветочек мой, худой и бледный!Уж не любовь ли нудит грудь?Пойдём-ка, отдохни с дороги», —И наставленье на пороге:«Смотри: со светом не уснёшь!»А в комнате в часы ночныеУютно, простыни льняные…О, запах льна, он так хорош!Вода для умыванья плещет,А всё во мне уже трепещет,Я мысленно стихи пишу.«Мой мальчик, помолись в постели,Свет не забудь же, в самом деле…»«Ах, бабушка, уже гашу!».Притворно, для родных, зевая,Я книзу проносил, скрывая,Гаррет [37] , о, страсть моя! Читал…Чуть погодя, мольба всё та же:«Цветочек, ты не слышишь даже!Свет погаси, ведь ты устал!»«Гашу, гашу!» – спешил с ответом,А всё читал; перед рассветом —Вновь бабушка: «Ответь, ты спишь?»Я спал, рассвет вставал, желтея,Мне снились тётя ДоротеяИ милый Жулиу Диниш [38] .О Португалия родная,Эпоха детства озорная…Я на чужбине всё сильней Люблю вас!Не имел наследства,Не знавший путешествий детстваИль бабушки – под стать моей!

Поездки в Сейшу и в Лиша в почтовой карете до создания железной дороги в Дору. Это путешествие начиналось в Порту рано утром, занимался извозом некий Кабанелаш.

«Адеуш» – прощайте.

Тровоада – место недалеко от Лиша, где, как говорили, порой разбойники нападали на проезжавших.

Алмейда Гаррет (1799–1854) португальский писатель и драматург, также был депутатом парламента и министром иностранных дел Португалии.

Жулио Диниш (1839–1871) – народник и бытописатель провинции, автор ряда романов из быта португальского города и его социальных низов. «Тётя Доротея» – персонаж из его романа.

Париж, 1892

Чёрные фиги

– О, вы, зелёные смоковницы, что плачутПо всем путям, людьми от века нелюбимы!И новобрачные под ваш шатёр не прячутЛюбви бесценный дар от нас, идущих мимо.– Зелёные фиги, зелёные фиги,Пускай говорит!Любовь ваши кроны у старенькой ригиВ эдем претворит!– Весь мир не терпит вас, от мала до велика,Пичуги гнёзд своих в ветвях у вас не вьют.И место, где вы есть, и сумрачно, и дико,И грязь, и лужи там, а вовсе не уют.– Одну посадите вы мне над могилой,Запомните ж вы!Пусть фиги чернеют, как траур унылыйУ бедной вдовы!– Ваш запах тягостен и вреден обонянью,Противен всем вокруг, и не о знати речь…Крестьянин, нос зажав, меж вас проходит раньюИ ввечеру он в печь – не вас несёт зажечь.– Ваш запах, как ладан (не знаю душистей!),Ну, как не ценить?Ах, если б для милой на тонком батистеЕго сохранить…– Костлявые, в тряпье зелёном и без кожи,К нам ветви тянете, а вид ваш озабочен…О милостыне вы нас просите, похоже,Как нищие, что ждут прохожих у обочин!– Ах, нищим подобны, и спины вы гнётеПод грузом плодов!Никто не подаст вам, вы – нищим даётеОт ваших трудов…– О, горе вам! гниёт упавшая лесина,И плотник не придёт использовать её.Для виселицы лишь подходит древесина,И вешают на ней презренное ворьё.– Ещё клеветы я глумливей, – о, Боже! —Не слышал досель!Из фиги хочу себе брачное ложе!…Потом колыбель.– Друзей у смоквы нет среди других растений…А капли чёрных фиг средь голизны видней, —Они, ведь, капли слёз всем ненавистной тени:Повесился он здесь в один из страшных дней!– Ах, чёрные тоже, на белом так чётки,Мне сердце пронзили —На скорбной Голгофе в руках Его чёткиСкользили, скользили…– Когда смоковницу откроет лунный свет,Нагую осенью, под нею лист опавший,Я вижу пред собой Предателя скелетОн плачет вечно тут, Учителя предавший.– О, вы, мои фиги, забудем досаду,Пускай говорит!Огонь ваш в камине, чарующим фадоПылает – горит…

Коимбра, 1889

Колокола

Колокола поют венчанье,Светло звучанье!Колоколов светло звучанье,Поют венчанье!Ах, девушка, красива и стройна!Глаза лучатся!Народ с восторгом шепчет: «То Луна,Её черты лучатся…»Когда с невестой, – как она стройна!Пойду венчаться,Народ у церкви скажет: «То ЛунаИдёт венчаться…»

Колокола звонят крещенье,Как стройно пенье!Колоколов так стройно пенье,Звонят крещенье!И окунают ангела в водицу,Водой омыть,И окунают ангела в водицу,Водой грязнить.Ах, крёстная, услышь, как, бедный, он кричит:Ты плач его уйми, утешь его, люби, —Потом утешит Смерть, а душу Бог призрит:О, не скорби…

Звон погребальный плывёт над Минью [39] Небесной синью!Звон погребальный небесной синью,Плывет над Минью!Мой ангелочек, какой нарядный!Гляди! Гляди!Из кожи туфли, расход изрядный,Гляди! Гляди!Телячьей кожи, расход изрядный,Гряди! Гряди!Пойдёшь в могилу, такой нарядный…Гряди! Гряди!

Minho (Минью) – район на севере Португалии.