Мелочи жизни

Полонский Георгий Исидорович

Катя молча вернулась в кухню. Выключила огонь под сковородкой.

— Суп у тебя уже почти выкипел. Теперь каша подгорает. Маша, похоже, даже не обратила на это внимания:

— Я уже ничего не соображаю. — Она в задумчивости достала с полки тарелки. — Дай мне поднос, я ему в комнату отнесу, — обратилась она к Сергею.

Сергей потянулся за подносом. В этот момент тихо, словно тень, из-за двери появился Саша. Маша бросилась к нему, прижала к себе, словно боясь, что он исчезнет, поцеловала.

—

Иди в постель, мой золотой, — зашептала она, поправляя ему волосы, падающие на зеленовато-желтую шишку на лбу. — Я тебе все принесу.

— Я и здесь могу, — тихо ответил сын. В нем уже не было молчаливой угрюмости, которая так напугала Машу.

— Маш, вы с Катей идите. Мы сами поедим, — Сергей пытался говорить как можно бодрее и непринужденнее.

— Куда идти? — ошарашенно спросила она.

— Ну, в комнату. Мы поедим. Я тоже чего-то проголодался.

Катя первой поняла маневр брата. Она взяла Машу под руку и потянула к выходу.

— Пойдем-пойдем, — зашептала она Маше.

— Куда ты меня тащишь?! — попыталась высвободиться та.

— Пойдем...

Катя чуть ли не силой впихнула Машу в комнату:

— Что ты упираешься? Дай им поговорить по-мужски. И вообще, успокойся! Раз Гоша взялся задело, значит, все будет в порядке.

— Ты думаешь? — с надеждой поинтересовалась Маша. Катя уверенно кивнула. — Я хочу знать, о чем они говорят. — Маша встала, направилась к двери. Катя схватила ее за руку:

— Сядь, сядь! Ты все испортишь! Ты слишком возбуждена! Маша послушно опустилась в кресло:

— Это я... Я во всем виновата. Вместо того чтобы воспитывать сына...

— Кстати, что у вас с ним?

—Это я виновата... Это мне наказание... — Погруженная в свои мысли, она даже не расслышала вопроса. Катя помахала рукой перед ее глазами:

— Эй! Приди в себя!

— Ты что. — Маша, словно очнувшись, оттолкнула руку. — Что ты делаешь?

— Включилась. Слава Богу!

— Что ты от меня хочешь?

— Я спрашиваю: что у вас со Шведовым?

— Ничего...

—А поконкретнее?

Маша помолчала, быстро вытерла выступившие на глазах слезы:

— В тот день, когда я сказала Сереже, что ухожу... случилось это...

— Н-да... Невесело. — Катя покачала головой. — Ну и что же теперь делать будете?

— Не знаю. Ничего. Что теперь можно сделать? Он уже неделю звонит сюда. Я вешаю трубку.

— И вся любовь?

Маша не ответила, только еще раз смахнула слезу.

— Но Шведов-то в чем виноват?! — спросила Катя.

— Кать, как ты не понимаешь? Ведь с сыном плохо!

— Все ясно.

Маша еще раз посмотрела в сторону двери:

— Посмотри, чего они там так долго делают!

Катя в задумчивости встала, медленно побрела на кухню. Маша всхлипнула, дав себе волю. Прижала к глазам

мокрый от слез платок.

Анна Степановна сидела в одиночестве на кухне. Вот уже полчаса она то снимала трубку, то вешала ее обратно на рычаг.

Наконец она решилась, твердо набрала номер. Но не прозвучал еще ответный гудок, как на пороге показался Анатолий Федорович. Анна Степановна торопливо бросила трубку.

— Ты куда звонила? — Анатолий Федорович застыл на пороге в грозной позе.

— А?! Нет. Тебе показалось. — Она отвернулась к окну.

— Я же видел. Ты только что положила трубку.

— Я знаешь что подумала... Может, нам связаться с этим молодым человеком... С Зубковым...

— Каким еще Зубковым, — Анатолий Федорович сделал вид, что не помнит, кто это такой.

Анна Степановна усмехнулась:

— Ну, который с папкой... Следователь... Ты что, не помнишь?

— Он-то тут при чем, — недовольно пробасил он, вспоминая всю эту неприятную историю.

— Ну, все-таки в милиции человек работает. И в то же время как бы неофициально...

— Да с какой стати он будет этим заниматься?

— Не знаю, — Анна Степановна неопределенно пожала плечами. — Мне показалось, что он такой сердечный молодой человек...

— Сердечный... — Анатолий Федорович присел на табуретку, нахмурился. — Я тебе в прошлый раз, с папкой, говорил: в милицию не обращаться — обратилась. Теперь — опять!

— Но надо же что-то делать! Чего мы ждем?! — возмущенно сказала она.

Анатолий Федорович не знал, что возразить. Он помолчал, недовольно барабаня пальцами по столу.

— Так и будешь молчать?

— Я тебя очень прошу: не надо обращаться к Зубкову, — неожиданно мягко проговорил Анатолий Федорович. — К кому угодно, но только не к нему.

— Но почему?

— Я не хочу больше его видеть. Он мне неприятен.

Анна Степановна удивленно посмотрела на мужа. Анатолий Федорович вдруг покраснел:

— В конце концов, имею я право! — закричал он, ударив ладонью по столу. Анна Степановна посмотрела на него с вызовом:

— Право на что?

Не ответив, Анатолий Федорович резко встал и, чуть не опрокинув табуретку, быстро вышел.

Никакая, даже самая легкая работа не шла на ум Шведову. Он и не предполагал, что окажется таким сентиментальным. Катая по столу карандаш, он не отрываясь смотрел в окно и с ужасом думал, что если не придет в себя, то такую потерю времени ему вряд ли удастся восполнить. Придется отказаться от нескольких контрактов. Да еще объявить девочкам, что отменяется тур в Италию. Для него эта поездка мало что значит, а они готовились к ней почти полгода. И все из-за того, что старого дурака Шведова, похоже, бросили или, как говорит нынешняя молодежь, послали.