Мелодия древнего камня
Шрифт:
Однажды няня Стефа, как называли её дети, обнаружила пятилетнюю Айсель, разгуливающую в ночной рубашке по карнизу второго этажа. После этого случая Давид поставил на окна решётки, а дверь спальни стал запирать на ключ. Даже отвёл её к знакомому психиатру на консультацию. Тот уверил, что девочка здорова и скоро перерастёт свою «странность». Так и произошло, к пятнадцати годам эта детская проблема забылась.
Айсель училась по классу вокала. Ей только исполнилось восемнадцать лет, когда в Филармонии состоялся концерт молодого русского певца с красивым баритоном – Николая Введенского. Он был другом детства брата Айсель Давида. До семнадцати лет Николай с родителями жил в
Введенский не обращал внимания на Айсель, а она мужественно переживала его равнодушное отношение, не делясь своими чувствами даже с лучшими подругами. Другое дело – Луна! Она всё видит, понимает, наблюдая сверху за влюблёнными. Порой девочке казалось, что лунный облик менялся, когда Луна «смотрела» на неё, становился приветливым и добрым. «Наверное, такое лицо было бы у моей мамы, если бы она видела меня», – думала грустившая Айсель. Родители Давида и Айсель погибли, когда девочке только исполнилось шесть лет.
После концерта Введенского на очередных гастролях в Баку он, как всегда, пришёл в дом к Давиду и был покорён красотой восемнадцатилетней сестры друга.
Николай слыл прирождённым Дон Жуаном с большим опытом. Наличие жены и детей не мешало ему черпать вдохновение в непродолжительных романах с молодыми и не очень молодыми девушками. Его фигура была высокой, чуть сутулой, но при этом удивительно складной. Лицо скорее можно было назвать некрасивым, но при этом оно казалось необыкновенно выразительным и мужественным – чуть тяжеловатый подбородок, жестковатая линия рта, нос с благородной горбинкой. Глубоко посаженные глаза такого редкого цвета, будто море во время шторма – сине-серые, переменчивые в обрамлении густых чёрных ресниц пленяли сердца девушек. И брови чуть изогнутые, чёрные, а волосы светлые с непокорной, словно летящей волной прекрасно дополняли образ влюбчивого человека.
– Айсель, какой же красавицей ты стала! – густым, глубоким голосом произнёс Николай, разглядывая девушку с бесцеремонностью давнего знакомого. Глаза его были полны неподдельным восторгом.
Айсель смущённо улыбалась, смотрела на своего кумира сквозь густые полуопущенные ресницы. Платье цвета фиалок удивительно шло ей, подчёркивая лёгкую смуглость кожи и фиалковые, влюблённые глаза.
Николай коснулся ладони Айсель так осторожно, словно это не ладонь, а хрустальный цветок. Сначала кончиками длинных аристократических пальцев, потом губами. Долго, казалось, бесконечно долго она чувствовала его горячие губы на своих пальцах, отчего Айсель вздрогнула всем телом и ощутила, как ладонь её стала влажной от волнения.
«А в волосах у него серебряные нити, как я раньше не заметила? – подумала Айсель, – да и как я могла увидеть, если никогда с ним не находилась так близко!».
– Давид, признайся, ты специально скрывал от меня такой дивный цветок? – спросил Николай у друга.
Его ухаживания стали настолько изысканны, неназойливы, что девушка не в силах была отказаться от них. Ну, а для него ухаживать за неопытной, доверчивой, влюблённой девочкой – особый, необходимый для жизни драйв.
«У него мягкие волосы с ароматом полевых трав и горьковатым запахом полыни, а кожа пахнет морским солёным ветром!» – задыхаясь от счастья в объятьях Николая, думала Айсель. Губам было больно от жадных поцелуев
Они гуляли по прекрасному вечернему городу. Николай рассказывал Айсель историю Баку, водил по красивейшим местам и пел романсы на набережной, которая называется Приморским бульваром. Отреставрированные и обновленные кафе, аттракционы – везде побывали влюблённые.
Система прогулочных каналов «Венеция» – стало их любимым местом, они совершали прогулки на гондоле, ужинали в уютном ресторане на берегу Каспийского моря, находясь в плену своих чувств.
В последний день гастролей после концерта Николай привёл юную Айсель к Девичьей башне, рассказал легенду, с которой девушка, конечно, была знакома, но с большим вниманием слушала скорее не рассказ, а любимый голос Николая.
– Дата постройки Девичьей Башни – XII век, – рассказывал он, – одна из легенд гласит, что шах решил выдать свою дочь за нелюбимого человека. Пытаясь избавить себя от такой участи и отговорить отца, девушка попросила шаха построить башню и подождать, пока строительство не будет завершено. К моменту окончания строительства царь не изменил своего решения, и тогда девушка взошла на башню и оттуда бросилась в море. После этого камень, о который царевна разбилась, назвали «Камнем девственницы». Современные девушки, став невестами, приносят к нему цветы.
У подножия башни Николай признался Айсель, как был невероятно счастлив с ней и подарил колечко на память о волшебных днях. Она запрокинула голову к небу, туда, где розовая закатная полоса становилась ярче и шире, долго всматриваясь во что-то ей одной видимое, и тихо произнесла: «Сегодня наша последняя встреча. Мы больше никогда не увидимся. Вспоминай обо мне, когда будешь в Баку. И, пожалуйста, не провожай».
Николай стоял, привалившись спиной к старой башне, и наблюдал, как в сгущавшихся сумерках медленно тает тонкая девичья фигурка. Только когда Айсель полностью исчезла из виду, бодрым шагам направился к своему аккомпаниатору – полногрудой Наталье. На следующий день Введенский вернулся в Москву.
Через месяц после его отъезда Айсель поняла, что ждёт ребёнка. По традициям Кавказа беременность без мужа – позор для всего рода. Николай в свои тридцать три года был дважды женат и имел троих детей. Рассчитывать, что он женится на Айсель, не приходилось. Тем не менее, брат не позволил ей делать аборт. Посовещавшись с женой и со Стефанией, они придумали план, который позволил бы спасти честь старинного рода и ребёнка Айсель. На последних месяцах беременности Айсель не будет выходить на улицу – решили родственники.
Вместо неё с подкладным животом станет демонстрировать свою ложную беременность жена Давида – Галина.
Чем ближе подходил срок родов, тем печальнее, молчаливей и задумчивей становилась Айсель, словно предчувствовала неотвратимость близкой гибели. Ощущала приближающуюся трагедию и няня Стефа, она старалась больше находиться со своей любимицей, отвлекая её интересными рассказами от тяжёлых мыслей. А ночью, у себя в комнате тихо плакала и молилась за Айсель и ребёнка, которого девушка носила под сердцем.