Мемуары фрейлины императрицы. Царская семья, Сталин, Берия, Черчилль и другие в семейных дневниках трех поколений
Шрифт:
Что мне оставалось делать? Пришлось уходить. Но мебель я им не отдала, успела перенести ее к родственникам. Даже спальню разобрала.
Когда пришли чекисты, то подошли к кровати спящего Георгия и вынесли ее. Няня кричала: «Вы, черти полосатые, пока ребенок спит – не тревожьте!» Но нас все равно вывели из квартиры.
На второй день приехал Алеша и увидел нас в таком состоянии.
Я нашла квартиру на улице Грибоедова, 30. У нас было четыре комнаты и большой балкон, где мы устраивали приемы на 60 человек. Специально приглашали из Мцхеты декоратора, который все красиво украшал осенними
Как-то мы кутили весь вечер и всю ночь. Но не успели разойтись последние гости, как раздался звонок – вновь пришел Вано Сараджишвили. На его запястьях были бублики. Оказывается, утром, уходя от нас, он купил у женщин на улице бублики и вернулся с ними…
Жизнь стала налаживаться. Алеша купил мне чистой крови английскую лошадь, я назвала ее Офелия. Открылся сезон скачек. Офелия всегда занимала первое место, я присутствовала на всех состязаниях.
Во время одного из обедов к нам пришли из ГПУ и сказали, что эта квартира находится в фонде ГПУ и человек, который нам ее продал, не имел на это права. Квартира была дана ему во временное владение. Нас снова выселили…
Перебрались в новую квартиру на улицу Тархнишвили, 11. Купили мебель эпохи Людовика XV, три мраморных стола, кресла с огромными спинками.
У меня была золотая сумка работы Фаберже, с инкрустированными в замок огромными сапфирами и бриллиантами. Это был свадебный подарок Алеши. Я ходила с ней в Оперу. Однажды в ложу зашел посол Италии с графом Пиньятелли. И сказал: «Какая удивительная вещь! И красивая – такая же, как владелица».
Мне неудобно писать о своей красоте, но вдруг это потом будут читать мои внуки.
После пропажи сумки об этом говорил весь город. Меня даже вызвал Берия и с акцентом спросил, не знаю ли я, кто ее украл. Я знала, что это сделал Г.Ч. Но никому не сказала…»
Первые годы после установления в Грузии советской власти еще сохранялась возможность переписываться с родственниками за границей.
Все письма из Парижа приходили на адрес княгини Нино Церетели, давней знакомой семьи Дадиани. В шутку Бабо называла жилище Церетели «архивом».
Да и сама жизнь княгини, некогда фаворитки императора Александра Третьего, вынужденной доживать свои дни в небольшой комнатке, выделенной ей из некогда целиком принадлежавшего особняка, и сама по себе была архивом воспоминаний о минувших славных днях.
…Визит российского императора Александра Третьего в Грузию наделал много шума. Когда российского самодержца спросили, что на него в Грузии произвело самое яркое впечатление, тот ответил стихами:
Кахетинское вино,Церетели Нино.Восхитившая Александра Третьего Нино Церетели была признанной красавицей Грузии и женой генерала Бидзины Чолокашвили. Генерал слыл знатным острословом и прекрасным танцором. Когда Чолокашвили выходил танцевать лезгинку со своей женой, замирал, казалось, даже оркестр.
Увлечение супружеской пары танцами дало повод светлейшему князю Георгию Шарвашидзе посвятить Нино эпиграмму:
В Боржоми царский дворец,И там Нино Церетели.А муж-генерал молодец,Танцует лезгинку с нею.Генерала
После того как улице, на которой находился их дом, коммунистическое правительство даст имя Фридриха Энгельса, Нино Церетели поймет, что мужу просто повезло.
Она сама доживала свой век в единственной комнате, которую новая власть оставила ей от прежних владений. Да и входить в нее приходилось с черного хода – по мраморным лестницам теперь ступали ноги других хозяев.
Компанию Нино составляла княгина Ольга Дадиани, чей муж тоже скончался до 1921 года, а сын покончил жизнь самоубийством. И потому смысла следовать за своими родственниками, уехавшими в Париж, у нее не было.
Бабо Дадиани называла обитель двух женщин «архивом», так как именно на улицу Энгельса поступала вся почта от уехавших в Париж грузинов. Беспокоиться о своем будущем разменявшие девятый десяток женщины повода не видели. На скромные денежные переводы из столицы Франции и жила бывшая светская красавица.
По вечерам в «архив» приходили оставшиеся в Тбилиси родственники тех, кто теперь жил на берегах Сены. Читали письма, узнавали новости о своих близких, шепотом обсуждали с княгинями последние события.
Не стало Нино Церетели в 1932 году…
«В 1924 году Алешу арестовали. А вскоре у нас родилась дочь Татули…
В тюрьме Алешу посадили в бочку – для того, чтобы он не мог ни встать, ни лечь. Этим всем занимался Берия, который хотел, чтобы Алеша стал шпионом. Дело в том, что он знал языки – окончил Оксфорд и потом четыре года учился на экономическом факультете в Германии. Но Алеша не согласился.
Основное число заключенных составляли наши знакомые или друзья. Все блистательное общество, мужественные офицеры находились в тюрьме.
Жили мы тогда на улице Кобской. Много было волнений и переживаний. Ко мне приходили с допросами, несколько раз были обыски.
Во время очередного обыска мой брат выглянул в окно и увидел, что возле подъезда стоит машина и в ней сидит Давид Багратиони, который стал работать в Чека и служить Берия. Он выдал все грузинское офицерство и дворянство. Об этом Багратиони даже сочинили стихотворение: «Горько плачет Мтквари и Риони, ты предатель, Багратиони».
Надо заметить, что в наш дом Багратиони войти не посмел, остался в машине. Странно, что у него хватило совести хотя бы не переступать наш порог.
Алеша сидит в Чека, на улице Дзержинского, 24. Ношу ему еду. Перед зданием всегда встречаю кого-нибудь из родственников, друзей или знакомых, у всех кто-то арестован.
Еду принимают после долгого обыска. Потом долгое ожидание ответа. Через маленькое окошко возвращают пустую посуду и клочок бумажки с ответом: «Получил все. Алеша».
Вскоре Алешу перевели в губернскую тюрьму в Ортачала. Это произошло после множества просьб со стороны самых разных людей. Алеша оказался в тюрьме, где уже сидели католикос-патриарх Амвросий Хелая и митрополит Калистрат Цинцадзе. Священнослужителей арестовали после того, как они отправили письмо протеста на адрес Генуэзской конференции.
В среду и пятницу я носила им постную еду, за что патриарх меня очень благодарил.
Свидания с Алешей были запрещены. Его обвиняли в контрреволюции (был такой страшный отдел КРО) и в помощи Какуце Чолокашвили. Это было страшное обвинение.