Мемуары мертвого незнакомца
Шрифт:
Вещей было немного. Два чемодана, да еще спортивная сумка, которую Маша не убрала под полку. Сказала, там сменная одежда. Но сразу надевать ее не стала. Только минут через сорок отправилась в туалет. Вскоре была остановка. Бабушка накрыла на стол. Поезд стал трогаться, она бросила взгляд в окно…
— Маша?!
Внучка стояла на платформе, сгибаясь под тяжестью сумки.
— Прости меня, бабулечка, — выпалила она. — Но я не могу уехать!
— Немедленно вернись в вагон! — прокричала бабушка в открытое окно.
— Я умру
Поезд ускорился. И Маша пришла в движение. Она пыталась идти вровень с окном.
— Ты не волнуйся, со мной все будет хорошо! — торопливо выкрикивала Маша. — Я тебе звонить буду и писать. Может, даже приеду скоро. Но сейчас я должна остаться… чтобы не сойти с ума. Понимаешь?
Когда поезд скрылся из виду, Маша отправилась на автостанцию. Она знала, что от нее раз в два часа отходит «Икарус» до Тбилиси. Ночью она прибыла в город и на такси приехала к Ристави.
— Маша? — удивился Зура, открыв ей дверь. — В такое время ты никогда не являлась… Что-то случилось?
— Ничего. Если не считать того, что я сбежала от бабушки. Дато дома?
— Нет. Но ты заходи.
Он посторонился, впуская Машу. Она переступила порог и сразу бросила сумку. Смертельно устала, пока добиралась. И физически, и морально. Наверняка это было заметно, потому что Зура спросил:
— Хочешь отдохнуть?
— Да, если можно.
— Ложись на мамин диван.
Маша, стянув кеды, села, потом легла и вытянулась. Тело ломило. А ноги болели, причем сильно. И не только правая. Обе. Она закинула их на спинку дивана и стала ждать, когда кровь отхлынет.
— Поесть не желаешь? — поинтересовался заботливый Зура.
— Нет. А вот от чая не откажусь.
— Я заварю.
Он бросился к электрической плитке, на которой их мать все годы готовила еду, и водрузил на нее чайник. Когда она была жива, и плитка, и чайник пребывали в идеальном состоянии. Женщина держала весь дом в чистоте. Сейчас он оказался в запустении, пусть и не вопиющем. Полы мылись только на видных местах, паутина не смахивалась, а кухонный уголок вообще покрылся слоем жира и копоти. Маша решила, что как только отдохнет, сразу возьмется за уборку.
— Тебе чай покрепче или слабенький?
— Все равно, — сонно ответила Маша. У нее слипались глаза.
— Сделаю крепкий. И добавлю немного розмарина… Ты не против?
Она не ответила. Уснула.
Пробудилась ночью. Отлежала руку, засунутую под бок, стала переворачиваться и…
Испугалась! Спросонья не поняла, где она. Вскочила. И услышала родной голос:
— Девочка моя, я с тобой…
И очутилась в объятиях Дато.
— Ты давно вернулся? — спросила она.
— Не могу сказать, сколько прошло времени… Сейчас. — Он протянул руку и щелкнул по кнопке, включающей ночник. Дато глянул на часы и ответил: — Два часа назад. Ты спала. Я хотел разбудить, но Зура сказал, что ты измучена, и я просто
Он нежно провел рукой по ее лицу.
— Неужели ты теперь моя?
— О чем ты?
— Если Зура правильно понял, ты сбежала от бабушки, она хотела увезти тебя в Москву?
— Он правильно понял.
Дато сгреб ее в охапку и начал покрывать ее лицо поцелуями.
— Моя, моя, моя… — выдыхал он. — Люблю тебя…
Вот оно — счастье! Другого не надо.
День рождения Маша отметила вдвоем с Зурой. Он преподнес ей шикарный подарок — книгу собственного сочинения, написал ее специально для Маши (это была сказка) и сам же оформил иллюстрациями. Отпечатал в единственном экземпляре университетский знакомый Зуры.
Маша, приняв подарок, не удержалась, прослезилась. Так было приятно, Тем более, что Дато вообще оставил ее без презента. За три дня до празднования он уехал. Сказал, на пару дней и к двадцать девятому сентября точно прибудет. Однако не только не прибыл, но даже не позвонил, чтобы поздравить любимую.
— Не расстраивайся, — утешал ее Зура. — Он помнит о тебе. Просто нет возможности позвонить.
— Как такое может быть? Человек, если хочет, всегда находит возможность.
— Есть места, где нет связи.
— То есть он на Северный полюс отправился? Да?
И больше не слушала Зуру, который пытался ее успокоить.
Спустя два дня их среди ночи разбудил сосед:
— Идите к телефону! Дато звонит! — Он был заспанный, в трусах и олимпийке.
Зура с Машей бросились вон из дома.
— Девочка моя, прости, я не смог тебя поздравить! — торопливо выкрикивал Дато. — Приеду, осыплю тебя поцелуями и подарками.
— Когда? Когда тебя ждать?
— Не могу сказать. Как там Зура?
— Я в порядке! — прокричал тот, услышав вопрос брата.
— Ребята, я не могу долго говорить. Тут еще много желающих позвонить…
— Дато, ты где?
— Мы в Сванетии.
— Что ты там делаешь?
— Мы за порядком следим. Кто еще, если не мы? Скоро передислоцируемся. На границе с Осетией неспокойно. Нужна наша поддержка.
— То есть ты не скоро вернешься? — Голос Маши упал.
— Постараюсь скорее. Но не знаю, как получится.
— А как же я?.. Без тебя?
— Машенька, а как женщины мужей своих с войны ждали? Все, пока, целую…
И связь прервалась.
Маше было так плохо, что болело даже тело. Душа ладно… Она привыкла. И сердце в постоянном раздрае. Как следствие — тахикардия. Отведи Машу кто-нибудь к врачу, кардиограмма обязательно показала бы сбой ритма. Но все это время барахлили только мотор да стартер, если выражаться языком автомобилистов. На корпус она не могла пожаловаться. А теперь все сыпалось!
— Нога беспокоит, да? — спрашивал сердобольный Зура, видя, с каким мученическим видом Маша укладывается на диван.