Мемуары мертвого незнакомца
Шрифт:
— Не было при нем ничего. Мы проверили. Похоронили его в штанах и майке. В том, в чем он спал.
— Дато, — с укором протянул Папа. — Вы проверяли содержание желудка и анального отверстия?
— Нет… — Он кашлянул. — Об этом я не подумал.
— В общем, завтра в первой половине дня едем к месту захоронения.
— Почему не сегодня-то?
— Я уезжаю в Кутаиси через два часа. Вернусь только завтра.
— Выходит, до завтра?
— Да. Я свяжусь с тобой.
— Что ж… До встречи. — Дато стал подниматься, но, услышав реплику Папы, замер.
— А не хочешь
— Зачем?
— Там семинар по биоцентризму пройдет. Проводить его будет ученик самого Роберта Ланца.
— Ты о чем?
— О новой теории Вселенной, в которой сознание первично. Мы обсуждали с тобой это десять минут назад.
— Боюсь, я ничего не пойму. И буду скучать на семинаре. Или того хуже, позорить тебя, задавая идиотские вопросы.
— Жаль. Ты мне всегда нравился. Я даже хотел с тобой дружить. И знаешь, почему?
— Из-за моей бабки-аристократки, чья кровь, пусть и разбавленная кахетинскими крестинами, течет во мне? — усмехнулся Дато.
— Нет. Будь так, я бы приблизил к себе Зуру. Он, кстати, очень к этому стремился одно время. Так и набивался ко мне в друзья. Но он… Как бы это сказать… — Сандро пощелкал пальцами. — С трещинкой. Есть драгоценные камни, у которых она имеется внутри, не снаружи. У крупных, красивых, дорогих. И именно эта трещинка порой делает камень уникальным. Но я не купил бы такой никогда. Для меня он — с изъяном. А вот ты не такой. Возможно, не уникален. Но ты цельный. Монолитный. Ты — настоящая ценность… Понимаешь, о чем я?
Дато немного помолчал, затем, поднявшись, сказал:
— Я понимаю одно, что ты ненормальный! И можешь за эти слова меня отдать на растерзание своему бультерьеру. — Это он имел в виду охранника. — И еще одно интересно… Как ты себя оцениваешь по шкале классификации камней? Ты с трещинкой? Без? Ценен? Или так себе?
— Я камень, внутри которого застыл скорпион! — расхохотался Папа.
— До завтра, Сандро!
— До завтра. И не бойся бультерьера, он не кусается!
Дато криво улыбнулся и пошел к выходу.
Покинув квартиру, он еще раз взглянул на «фрески». Художники все же польстили Папе. В жизни он не так красив. И выглядит старше. Теперь, увидев его, Дато мог сказать об этом с уверенностью. Дато дал бы ему сорок пять, если не больше. При том, что лицо у Папы до сих пор гладкое. Хорошие гены, здоровый образ жизни, плюс то, что он избегал солнца (Сандро был белокожий и берегся от лучей, чтобы не сгореть), все это позволило его коже оставаться молодой.
Но Папу старил взгляд… скорпиона, что был заключен в драгоценном камне его души…
Только сейчас Дато вспомнил о том, что Сандро ровесник Зуры. Они даже учились в параллельных классах.
Интересно, тогда брат набивался в друзья Сандро или позже?
Выйдя из подъезда, Дато обогнул дом и вышел на шоссе. Поднял руку, остановил такси. Доехал за пять минут до отчего дома, вошел во двор. И хотел уже было направиться к лестнице на второй этаж, как услышал стрекот швейной машинки…
Неужели?
Он обернулся. На балконе сидела тетя Роза и шила. Двадцать лет назад она была полной и седой. Тучное тело
Почувствовав взгляд Дато, старушка оторвалась от шитья. Сведя клочковатые брови, глянула на того, кто ее потревожил.
— А, это ты, негодник! — Она говорила по-русски. В Тбилиси люди разных национальностей, как правило, общались на этом языке.
— Гамарджоба.
— Шалом! Когда ты уже заберешь свой драндулет?
— Что, простите?
— Мотоцикл! Он по-прежнему у меня! — И снова принялась строчить.
И тут Дато вспомнил, что Казбека-2 оставил в сарае тети Розы. Их был слишком мал. Туда мотоцикл не влезал. Вот он у соседки и арендовал место. Только вряд ли «Урал» еще там. Бабуля явно не в себе и запуталась во времени. Наверняка думает, что с того момента, как Дато поставил Казбека в сарай, прошло несколько дней.
— Спасибо, что напомнили, заберу, — крикнул Дато.
— Не ори, я не глухая, — проворчала она.
— Что шьете, тетя Роза?
— Саван. Надо закончить до полуночи. Помру я завтра в ранний час.
— С чего вы взяли?
— Боженька приходил поутру, предупреждал. И велел саван шить. Я-то хотела в гробу в платьице лежать с розочками. Есть у меня такое веселое… Хоть и траурное. В смысле, темное. А цветочки яркие, красные да желтые. Идет оно мне. Но Боженька поругал меня. Сказал, я в белом должна уйти в мир иной. Потому что чиста. Хорошо, что материя да кружево у меня имелись. Есть из чего шить. — Она разгладила ситец на машинке. — А сколько времени сейчас?
— Три почти.
— Уже? Значит, спешить надо! А ты не отвлекай, негодник! Иди себе!
И она склонилась над «Зингером».
Под его стрекот Дато поднялся на второй этаж. Зура дал ему ключ от дома, но ему не пришлось им воспользоваться — дверь оказалась незапертой. Дато толкнул ее, вошел…
И не поверил своим глазам: Зура рисовал, сидя на полу, как в детстве. На табурете лист бумаги, в руке пастельный мелок зеленого цвета. Он наносил им короткие штрихи. Дато бросил взгляд и увидел, что брат рисует луг. Среди высокой травы сидит девушка, но ее Зура пока не прорисовал. Давид видел лишь набросок, однако угадал в очертаниях фигуры Машу…
А говорил, что разлюбил!
Зураб даже не услышал, что кто-то вошел, так был увлечен своим занятием.
— Добрый день, — поздоровался Давид.
Зураб вздрогнул и резко обернулся.
— Напугал меня! — возмутился он.
— Я не хотел.
— Еще бы хотел, — буркнул Зураб.
— Ты снова рисуешь…
— Балуюсь. — Он убрал лист в коробку под столом. Выглядел Зура смущенно. Будто Давид застал его за чем-то постыдным. За мастурбацией, например. Когда-то в детстве Дато застукал за этим старшего брата, и у того в тот момент было похожее выражение лица.