Мемуары
Шрифт:
В 1675 г. Рец еще раз поразил французское общество неожиданным поступком, вызвавшим всеобщее удивление и массу кривотолков. В 1675 г. он внезапно письменно заявил о своем отказе от сана кардинала (правда, папа официально не удовлетворил это ходатайство), распустил свою прислугу, все свои денежные ресурсы употребил на уплату накопившейся крупной суммы долгов и в положении простого бенедиктинского монаха удалился в находившееся недалеко от Коммерси аббатство Сен-Мийель (обозначаемое иногда и как Сен-Мишель), где начал вести аскетически уединенный образ жизни и заниматься благотворительной деятельностью. Необходимо отметить, что настоятелем обители Сен-Мийель был аббат Анри Эннезон, видный церковный деятель, духовник и исповедник Реца в пору его пребывания в Коммерси, ревностный приверженец янсенизма, и что сам кардинал был в близких отношениях со многими представителями кругов, сочувствовавших янсенизму или исповедавших его. Иногда Рец посещал вверенное ему аббатство Сен-Дени близ Парижа, исполняя обязанности настоятеля. В 1679 г. во время одной из таких поездок, истощенный болезнью, Рец умирает. Его останки переносят в усыпальницу аббатства Сен-Дени, посмертное пристанище французских королей. Людовик XIV продолжает мстить своему былому недругу и после его кончины. Он запрещает соорудить надгробие над могилой Реца и вырезать какую-либо надпись. (Безымянность могилы Реца спасла ее в годы Французской революции конца XVIII в. от разорения. Разъяренная толпа
Всемогущий монарх, король-солнце, хотел вытравить из памяти потомства воспоминания о самом дерзком аристократе, восставшем против королевской власти. Однако если Рец в своей схватке с абсолютистской властью потерпел поражение как политик, то он восторжествовал над своими противниками как писатель. Созданные им «Мемуары», возможно, наряду с «Мыслями» Блеза Паскаля, — крупнейшее произведение французской прозы XVII столетия. Они обессмертили имя Реца и вошли в золотой фонд европейской культуры.
[660]*
В творческой истории и судьбе «Мемуаров» кардинала де Реца немало неясностей. Впервые «Мемуары» увидят свет в 1717 г. в Амстердаме и Нанси. Видимо, речь об их издании могла зайти лишь после кончины Людовика XIV (1715 г.). Публикация привлекла к себе внимание, и «Мемуары» имели явный успех: в том же 1717 г. вышло в свет еще одно их издание, в 1718 г. их появилось пять, в 1719 г. последовало еще одно. Всего в XVIII столетии было опубликовано двенадцать французских изданий «Мемуаров». Однако авторская рукопись произведения (ее подлинность бесспорна) была обнаружена лишь в годы Французской революции, а первое издание, воспроизводившее рукописный текст, появилось лишь в 1837 г. (см. вступительную заметку к примечаниям).
Судьба авторской рукописи «Мемуаров» (в ней лишь несколько небольших вставок написано рукой секретаря Реца, очевидно, под диктовку кардинала) весьма драматична. После смерти автора она находилась в собственности монастыря Сен-Мийель, с которым, как уже упоминалось, Рец был тесно связан, а затем монастыря Монмутье. После революции 1789 г. рукопись оказалась в руках министра внутренних дел Франции, который передал ее якобинцу П.-Ф. Реолю для публикации. В годы Реставрации Реоль, вынужденный эмигрировать, увез ее в Америку, а затем возвратился с нею на родину. После смерти Реоля манускрипт был передан в Национальную библиотеку и там обнаружен Шампольоном-Фижаком. К сожалению, манускрипт содержит существенные лакуны. Наиболее значительные из них относятся к началу труда: в манускрипте отсутствуют первые 258 страниц (что соответствует примерно 70 страницам в печатном тексте издания, подготовленного М.-Т. Хипп и М. Перно). В течение длительного времени преобладало мнение, что эти, страницы, видимо, были вырваны и уничтожены бенедиктинскими монахами из соображений благочестия и целомудрия, поскольку могли содержать рассказ о юности Реца и в том числе о его любовных авантюрах. Однако в последнее время эта версия решительно отвергается как маловероятная.
Очень интересная гипотеза выдвинута в этом отношении А. Бертьером в его капитальном и основополагающем труде, составившем веху в изучении творчества Реца 5. А. Бертьер исходит из предположения, что вырванные страницы не могли быть посвящены юности Реца. Вырванный кусок слишком велик по своим пропорциям, чтобы охватить период жизни кардинала, не столь уж насыщенный знаменательными событиями и гораздо менее значительный по сравнению с дальнейшими периодами жизни Реца. Если бы это был чрезвычайно развернутый рассказ о юности, то нарушался бы весь ритм последующего повествования. А. Бертьер выдвигает [661]предположение, что начало рукописи заключало в себе заново отредактированный и подготовленный к печати текст юношеского сочинения Реца «Заговор графа Джанлуиджи деи Фиески». Оно было опубликовано в 1665 г. без ведома и согласия автора. В 1682 г., через три года после кончины Реца, издатель Барбен выпустил в свет отшлифованный, уточненный и в политическом отношении заметно смягченный автором вариант этого произведения. А. Бертьер выдвигает предположение, согласно которому Барбен мог обратиться к Рецу незадолго до того, как тот приступил к написанию «Мемуаров», с предложением переиздать «Заговор Фиески». Обращение к своему юношескому произведению, знаменовавшему начало столкновения Реца с абсолютистской властью, могло послужить толчком для решения обозреть свой жизненный путь и приступить к написанию «Мемуаров». Это весьма заманчивая гипотеза, но она не подтверждена никакими документальными материалами 6. Ясно одно. Различные лакуны в тексте манускрипта (это особенно относится к заключительному разделу рукописи, источником для которого послужили две копии «Мемуаров», сделанных еще при жизни автора) вызваны прежде всего теми пертурбациями, которые выпали на долю автора, и недостаточной деликатностью и бережливостью тех лиц, в руках которых этот манускрипт оказался.
Характеристика состояния манускрипта подводит нас к вопросу о времени его возникновения. Эта проблема спорная и сложная, но очень важная для определения внутреннего пафоса, а тем самым и жанровой природы этого замечательного литературного памятника. В течение долгого времени преобладало мнение, что мы имеем дело с плодом длительной и кропотливой работы, начатой если и не во время скитаний по Европе, то, во всяком случае, вскоре после возвращения во Францию, т. е. в начале 60-х годов. Версия эта, тесно связанная с представлением о «Мемуарах» Реца как о произведении прежде всего историко-хроникальном, наталкивается, однако, на противоречащие ей факты. Приведем два из них. Ги Жоли в своих мемуарах, описывая пребывание Реца в Коммерси между 1662 и 1665 гг., подчеркивает душевную опустошенность и интеллектуальную леность, охватившие в это время кардинала, его неспособность в эти годы сосредоточиться на серьезном умственном труде. Реца занимало прежде всего составление подробнейшей генеалогии своего рода и он, делая вид, что собирается заняться описанием на латыни событий Фронды и своих злоключений, на самом деле не шел дальше нескольких страниц, сочиненных им еще во время пребывания в Венсеннской тюрьме 7. Знаменательно также, что известное письмо г-жи де Севинье, в котором она призывает свою дочь г-жу де Гриньян побудить их общего друга кардинала де Реца взяться наконец [662]за свое жизнеописание, относится к июлю 1675 г. Решающий удар по господствующей версии нанес опять-таки А. Бертьер. Тщательно изучая текст «Мемуаров», он сопоставил упоминаемые там факты, лица, их должности и звания с соответствующими историческими реалиями и пришел к твердому, в настоящее время уже прочно укрепившемуся убеждению, что мемуары были написаны в течение 1675 — 1677 гг. Известный перерыв в их написании был вызван вынужденной поездкой кардинала в Рим на папский конклав летом и осенью 1676 г. Таким образом выкристаллизовываются два важных обстоятельства. Во-первых, сочинение «Мемуаров» было тесно связано с душевным кризисом, пережитым Рецем во время своего так называемого «обращения», и они стали как бы его своеобразным итогом. Уединившись в аббатстве Сен-Мийель, Рец многое передумал, переворошил свое прошлое, обрел душевное равновесие и решил запечатлеть для потомства пройденный им путь, двигавшие
Наконец, возникает еще одна проблема, важная для истолкования генезиса «Мемуаров». Кто их непосредственный адресат? Ведь «Мемуары» обращены к женщине, к светской даме, исполняя пожелание которой Рец и приступает к их сочинению. Мемуары открываются обращением: «Сударыня, как ни мало у меня охоты представить вам историю моей жизни, изобилующую разнообразными приключениями, я повинуюсь, однако, вашему приказанию, пусть даже это и повредит моей репутации. Прихоть судьбы определила мне совершить немало ошибок, и, пожалуй, было бы осмотрительней не приподнимать завесы, какою они отчасти сокрыты. И все же я поведаю вам чистосердечно и без уверток малейшие подробности моей жизни с той минуты, как я себя помню, и не утаю от вас ни единого поступка, когда-либо мною совершенного». Обращения к адресату в самых различных формах и вариантах пронизывают текст «Мемуаров» (в особенности первую их половину). Характер этих обращений и их многократность полностью опровергают [663]предположения о якобы возможной их условной функции. Несомненно, что речь идет не о вымышленном, а о реальном лице. Обращения к нему усиливают эмоциональное воздействие «Мемуаров», благодаря наличию в них элементов живой речи и непосредственному общению с читателем-слушателем.
Несомненно, что такого рода адресатом могла быть лишь особа, принадлежащая к узкому кругу людей, близких кардиналу, связанных с ними узами дружбы и духовно родственных, мнением которых он дорожил. Вместе с тем в тексте «Мемуаров» старательно скрыты какие-либо конкретные указания, которые позволяли бы безошибочно идентифицировать доверенное лицо Реца. Историки и историки литературы, пытаясь решить эту загадку, выдвигали различные гипотезы. В XIX в. и в начале XX в., например, особенно распространенным было мнение, что «Мемуары» посвящены г-же де Комартен, жене одного из самых верных друзей и сподвижников Реца во время Фронды, парламентского советника де Комартена. В последнее время возобладало мнение, что речь идет о г-же де Севинье. Она действительно была близка Рецу, глубоко ему сочувствовала, высоко его ценила и, главное, понимала его. Приезжая в Париж, Рец неизменно посещал ее салон. Чтобы как-то развлечь Реца, именно г-жа де Севинье устраивала у себя чтение Корнелем трагикомедии «Пульхерия» и Буало его поэм «Налой» и «Поэтическое искусство». В своих письмах дочери г-жа де Севинье неоднократно говорит о Реце, о его делах и настроениях, о состоянии его здоровья; именно она, как уже упоминалось, советовала в письме к дочери, г-же де Гриньян, присоединиться к пожеланиям друзей кардинала и настоять на том, чтобы он приступил к написанию воспоминаний. Казалось бы, все сомнения могли быть сняты, если бы в конце «Мемуаров» Рец не упоминул о детях своего адресата-собеседницы. Горько сетуя на людскую неблагодарность, обрушившуюся на него, он, в частности, заявляет: «...данное вами приказание оставить Мемуары, которые могли бы послужить известным уроком вашим детям, побуждает меня сломать печать молчания в отношении обстоятельств, знание которых может им пригодиться. Происхождение открывает им путь к самым высоким ступеням в государстве...» Упоминание о малолетних детях, казалось бы, никак не может быть отнесено к г-же де Севинье, уже давно к этому времени овдовевшей. А. Бертьер выдвинул гипотезу, согласно которой представление об адресате у Реца к концу работы над рукописью сдвинулось от матери к дочери, от г-жи де Севинье к г-же де Гриньян, у которой в середине 1677 г. — времени, когда предположительно мог быть написан данный пассаж, были живы два малолетних сына (младший из них вскоре скончался) 8. Однако в данном случае доводы исследователя кажутся натянутыми. Более убедительным представляется мнение М. Перно, согласно которому речь здесь идет просто о недостаточно [664]точном выражении мысли: Рец мог иметь в виду потомков, т. е. внуков г-жи де Севинье 9.
*
Ключ к пониманию «Мемуаров» Реца, их своеобразия и значимости — верное решение проблемы их жанровой природы. Проблема эта не простая. Истоки ее сложности двояки: живучесть предубеждений, сложившихся вокруг фигуры Реца и его произведения, и жанровая многоплановость последнего. Эту отличительную черту произведения, созданного Рецем, четко определила М.-Т. Хипп. «Мемуары» Реца, — отмечает французская исследовательница, — «это перекресток, где пересекаются и сливаются все возможные формы: документ, автобиография, исторический роман, мемуары» 10. М.-Т. Хипп видит здесь некую общую тенденцию, характеризующую эволюцию французской повествовательной прозы второй половины XVII в. В качестве примера она ссылается на апокрифические романы-мемуары Куртиля де Сандра или на подлинные «Мемуары» м-ль де Монпансье. Этот перечень можно и расширить. Так, например, очевидный сдвиг традиционного типа мемуаров в сторону автобиографии, включающей в себя рассказ о формировании сознания героя, о «истории души», можно наблюдать и в таком примечательном литературном памятнике, как «Мемуары» Луи де Понтиса. Это произведение, созданное Дю Фоссе в середине 50-х гг. XVII столетия и увидевшее свет в 1676 г., воспроизводит запись воспоминаний старого вояки, офицера, который, более пятидесяти лет прослужив в армии при Генрихе IV, Людовике XIII и Людовике XIV, в конце жизни, преисполненной не только треволнений, но и горьких разочарований, окончательно убедившись в неблагодарности и бездушии королевского двора, нашел уединение и покой в янсенистском монастыре Пор-Рояль 11.
И все же перечисленные произведения не идут в сравнение с «Мемуарами» Реца с точки зрения разнообразия подходов в охвате действительности, а тем самым и жанровой поливалентности и новаторского значения. Новаторство это можно оценить по достоинству, лишь учитывая, что свои мемуары Рец писал в эпоху, когда в целом торжествовали каноны классицизма, требовавшие во имя чистоты жанров их четкого размежевания. Вместе с тем, как бы многопланова ни была жанровая природа «Мемуаров» Реца, в ней есть некая доминанта (значительно более ярко и последовательно выраженная, чем в вышеперечисленных сочинениях мемуарной литературы), как бы содержащая ключ к истолкованию данного произведения. Перед нами прежде всего автобиография, но в специфическом для XVII в. виде: с упором не на текучесть и зыбкость, а на постоянство и на активные формы выявления авторского «я». Автобиографический «эгоцентризм» своего замысла прекрасно понимал и сам [665]Рец. Не случайно на листе, где начиналась вторая часть его воспоминаний, он начертал в качестве заглавия труда: «Жизнь кардинала де Рэ» ( «La Vie du cardinal de Rais») — такова транскрипция, которой с годами он стал отдавать предпочтение).