Men from the Boys, или Мальчики и мужчины
Шрифт:
— Не разлюби меня, — попросил я мою жену.
— Я постараюсь, — ответила она. — Хотя в последнее время мне это дается все труднее.
Я кивнул. И когда она потянулась за чемоданом в третий раз, я отдал его. Потом приподнял дочь и поцеловал ее, хотя она вывернулась из моих рук, потому что целоваться неприлично. Я поставил ее на землю, и она, смеясь, побежала к такси. И я почувствовал — если ее потеряю, это станет концом моей жизни.
Я вышел их проводить и велел дочери беречь пальцы, когда закрывал за ними дверцу машины. Я смотрел, как они уезжают.
Я посмотрел на небо в поисках астероида, а потом вернулся в дом, тихонько закрыв за собой дверь, потому что мой сын все еще спал наверху. Сегодня ему не надо было идти в школу.
Ему вообще больше не надо было ходить в школу.
23
Мы остановились наверху каменной лестницы. Перед нами распростерся стадион.
Огромное зеленое пространство, словно тайный сад в сердце города. Беговые дорожки, посыпанные влажным песком. Шесть открытых загонов, ожидающих добычу. Старики в кепках и молодые парни в кроссовках. Все курят, кашляют, изучают бланки, разглядывают борзых, которых выгуливают дрессировщики.
Пэт затянулся и сощурил глаза.
Он был одет в школьную форму, но она походила на трофей, добытый пиратом у какого-нибудь гардемарина. На пиджаке школы Рамсей Макдоналд не хватало пуговиц, а оставшиеся висели на одной ниточке. Форменный галстук небрежно заправлен под рубашку, как у Дэвида Найвена. Две верхние пуговицы белой рубашки расстегнуты. Прогулы стали его образом жизни. Я знал, что он не вернется.
— Однажды ты бросишь, — проговорил я, глядя на него с сигаретой. — Бросишь курить. Это не может продолжаться всегда.
Он кивнул, глубоко затянувшись.
— Когда мне будет тридцать, — сказал он.
Я был на сто процентов уверен — он искренне верит, что ему никогда не будет тридцать, даже через миллион лет.
— Не волнуйся. Я хочу жить.
Потом его лицо просветлело.
— Вот они! — воскликнул он.
Старики сидели недалеко от финишного столба. Когда мы подошли, они подняли на нас свои древние лица. Кен — от «Рейсинг пост», Синг Рана — от программки.
— Соскучились по старому месту, — сказал Кен, и мы все посмотрели на неясные отпечатки собачьих следов. — Покер онлайн. Интернет-букмекеры. Казино в сети. Это большая нагрузка для старых яиц.
Дело в том, что этот стадион собирались сносить. Сегодня здесь были последние бега, но даже бесплатный вход привлек не много игроков. Только человека средних лет, которому не надо было ходить на работу, и стариков, которым больше некуда было пойти. И мальчика, который должен был быть в школе.
Они стояли под первым летним солнцем и смотрели на собак.
— Вон тот, — сказал Кен, вынимая жестянку «Олд Холборн». — Номер шесть. Он чует кровь.
Мы смотрели на приближающихся борзых, гладких, как пантеры. Собака с черно-белыми полосками и красным номером шесть нюхала воздух, ее черные глаза горели. Она была светло-коричневого окраса, цвета песка на пляже
Кен кашлянул, сворачивая самокрутку.
— Не говори мне, что эту шавку тренировали на жестяных зайцах, — сказал он Сингу Рана, который только пожал плечами. — Погляди на нее, — настаивал Кен. — Она видывала больше живых зайцев, чем ты — алу-чоп, дорогуша.
Кен посмотрел на Пэта.
— Он уже угадал пару победителей, этот везунчик.
Потом снова повернулся к другу:
— Когда только закончится твоя полоса везения?
Синг Рана не поднял глаз от «Рейсинг пост».
— Это не полоса везения, — проговорил он. — Это эра.
Кен лизнул край «Ризла» своей самокрутки, и в этот момент собаки промчались мимо нас, направляясь к загонам.
— Единственный Парень, — вздохнул он, и мне понадобилась пара мгновений, чтобы понять, что он говорит про шестой номер.
Пэт изучал бланк.
— У Единственного Парня мало шансов, — задумчиво сказал он. — Каждый раз проигрывает в тринадцатом забеге.
Он взглянул на красные номера, мелькающие на табло соревнований:
— Почти все ставят на Энергичного Дружище.
— Но Единственный Парень чует кровь, — продолжал настаивать Кен.
Он сделал глубокую затяжку, и у него начался приступ кашля. Когда приступ закончился, Кен прищурился на нас из-под очков. На его глазах от натуга выступили слезы.
— Если они почуют кровь, их уже не остановить, — твердо сказал он, затянулся в последний раз и отбросил окурок.
Тот упал на старую каменную лестницу, рассыпая искры.
— Поторопись, — шепнул мне Кен.
Я кивнул. Мы с Пэтом спустились к ограде, где ожидала целая шеренга букмекеров, и он сделал нашу ставку — двадцать пять фунтов. Все или ничего.
— Четвертак на выигрыш Единственного Парня от юного учащегося, — сказал букмекер, а его ассистент это записал. — Удачи, сынок.
Шум нарастал, пока мы пробирались обратно. Это был тот эйфористичный, мимолетный миг, когда каждый еще верит в то, что его ставка победит. Собаки были в загонах.
Металлический заяц начал свой нелепый бег.
Пэт предложил Кену сигарету, но тот покачал головой. Старик улыбнулся мальчику. Они снова стали смотреть на загоны. Собаки выскакивали из загонов, дверцы за ними лязгали, а потом слышался лишь топот лап по песку и шумное дыхание. Их языки свисали из пастей, словно странные розовые ящерицы. Крики мужчин и мальчиков заглушали металлический грохот зайца.
Единственный Парень с такой скоростью выскочил из загона, словно опаздывал на ужин. Энергичный Дружище висел у него на хвосте, но постепенно отставал, и на финальном круге Единственный Парень был уже далеко впереди. Пэт и Кен подпрыгивали на месте, вцепившись друг в друга, и на финальной прямой Синг Рана лишь улыбнулся и покачал головой, не веря своим глазам.
— Он чует кровь! — вопил Кен. — Он чует кровь! Я же говорил!
Единственный Парень пересек финишную линию, и Кен отвернулся, вцепившись в школьный пиджак Пэта, а его лицо светилось торжеством.