Меня не купишь
Шрифт:
– У тебя не электрическая плита?
– Ты что-то имеешь против Газовой компании? – огрызнулся я.
– Ну ладно, ладно, что за характер.
Я достал начатую бутылку красного вина и пару стаканов и поставил их на стол. Эльза гладила свою руку, влюбленная в нежность собственной кожи. Если она хотела заставить меня вспомнить, какой она была на ощупь, она преуспела. Она взглянула на меня:
– Не злись.
– Я не злюсь, – возразил я, пытаясь скрыть раздражение.
– Ты стараешься не показывать виду, но со мной это не пройдет. – Теперь уже она притворялась, что изучает дорожку на чулке. – Со мной тебе это не удастся, Макс, я чувствую,
– Ничего ты не чувствуешь.
Я разлил «Савин» по стаканам. Мне нравился легкий шум льющегося вина. Эльза оторвала взгляд от своей ноги и посмотрела на меня.
– Хорошо, – улыбнулась она, – завтра я уйду, но давай сегодня ночью будем друзьями.
– Ты уже не волнуешься о Розе?
Эльза чокнулась со мной.
– За Розу, – сказала она, – и за нас. Сегодня ночью Роза в безопасности, а мы с тобой можем отпраздновать нашу встречу и пойти поужинать.
– Как в старые времена, – протянул я с иронией.
– Не такие уж старые. Если ты меня пригласишь, я плачу по счету.
– Тебе не нравится фабада [5] ?
– Не обижайся, милый, но приготовленная тобой, да еще разогретая, она вряд ли может понравиться.
– Я ее не готовил, это консервы из банки. К тому же я много чему научился за эти шесть лет.
– Я тоже.
Она выдохнула это горячим, прерывистым шепотом
– Через час я поеду проведать Тони. Это единственное, о чем я могу думать, солнышко. А чтобы время шло быстрей, мы могли бы выпить.
[5]
Астурийское блюдо из красной фасоли с кровяной колбасой и салом.
Я хотел, чтобы обращение «солнышко» прозвучало насмешкой, меня задевало, что Эльза по-прежнему вызывает во мне желание, которое я считал давно и глубоко похороненным.
– А я думала, мы могли бы скоротать время, занявшись сексом.
Ее взгляд прожигал на мне одежду, она сама изнывала от желания и не скрывала этого. И эта ее грубая откровенность возбудила меня больше, чем любое более изысканное выражение или намек.
– Моя сигарета в золу обратится, но что-то случится. И пылью стал порох, но пылью влюбленной… – пробормотала она, призвав на помощь Кеведо. Надо же, какая начитанная девочка. – Скажи, ты хочешь меня? Ты меня еще любишь? Ответь сначала на первый вопрос!
– Мои чувства остались прежними, просто раньше я тебя любил, а теперь ненавижу. А насчет переспать… Знаешь, детка, как говорят: перепихнуться – в болоте захлебнуться.
Я чувствовал, что ее сердце, как когда-то во время наших свиданий в пансионе «Голубка», бешено колотится в груди, и как тогда, как тогда и как всегда, я почувствовал, что тону. Я задыхался от желания, я рвался к ее телу, к ее губам. И так же неистово мне хотелось причинить ей боль, разбить ее сердце, искромсать ее чувства охотничьим ножом.
– Иди ко мне, – сказала она.
Она поверила моим словам ровно настолько, насколько поверил бы банк заверениям в платежеспособности безработного. Ее дыхание учащалось. И я подошел. Этот бой я проиграл. Моя армия предпочитала подчиняться вражеским приказам. Мне не хватало воздуха. Целуясь и обнимаясь, мы кое-как преодолели расстояние в пять шагов, отделявшее нас от спальни. Вот оно – преимущество маленькой квартиры. Моя рука проникла ей под платье, а ногой я пытался открыть скрипучую дверь комнаты. Рука сама скользнула к трусикам,
– Не так.
– Ну так сними его сама.
Пока она раздевалась, я завел будильник, чтобы он отрезвил нас ровно через сорок минут.
– И про трусы не забудь.
– Как ты со мной разговариваешь, – она притворилась обиженной и надула губы, – я тебе не одна из тех девок, с которыми ты привык иметь дело. Что ты делаешь?
– Ставлю будильник, чтобы зазвенел через сорок минут.
– Ты все такой же романтик.
– А ты такая же шлюха.
– С той только разницей, что теперь мне нравится, когда ты это говоришь.
Во время этой увлекательной беседы я успел разуться, снять брюки и рубашку. Эльза тоже не дремала, и теперь ее тело дразнило меня, как желанное угощение, от которого не отказался бы ни один здоровый человек, хотя человек в здравом уме как раз и мог бы отказаться. Нетрудно представить, что произошло потом. Обнаженный мужчина и обнаженная женщина. Подозреваю, что мы не открыли Америку, но какое это было наслаждение! Я почти терял сознание… И Эльза тоже, если только ее страсть и стоны не были спектаклем. Сумасшедшая ночь. Шесть лет я держался и не коснулся ни одного мужика, шесть месяцев у меня не было женщины, и за какие-то полчаса жизнь перевернулась.
– Однорукий – вампир, – сказала Эльза, когда мы прервались, чтобы передохнуть. – Ему нравится вкус крови. Он бьет человека до крови и пробует кровь на вкус Он пьет кровь мертвецов, ему неважно, человек это или куропатка.
– Черт! – вырвалось у меня.
Я вскочил с кровати и кинулся одеваться, как новобранец по звуку трубы.
– Что случилось?
– Кетчуп.
Эльза бросилась поспешно натягивать на себя одежду. Дело не в том, что я лучше соображал, просто она совершенно выбросила Тони из головы. Я приладил под пиджак нательный чехол с «астрой» А-80. У нее рукоятка из неопрена, а не из черного пластика, как обычно. Этот материал лучше, он не скользит, как пластмасса или дерево. Сунул револьвер – все тот же «стар» – за пояс брюк под рубашку. Когда я вышел из спальни, вся квартира благоухала сгоревшей фабадой. Кастрюля почернела, я выбросил ее в помойку и погасил огонь. Как ни крути, никогда еще ни одна женщина не обошлась мне даром. Похоже, они умеют продаваться лучше нас. Эльза как раз появились из нашего любовного гнездышка
– Я с тобой, – предложила или, скорей, сообщила она, надевая черное норковое пальто.
Я не возражал. Кровать – не единственное место, где Эльзу посещают удачные идеи. Я прихватил бутылку вина. Возможно, если я напьюсь, это поможет мне избежать какой-нибудь новой проблемы. А это было бы очень кстати.
7
Я гнал, ни о чем не думая, но и не забывая неписаного правила, рекомендующего не давить на газ без крайней необходимости. Центральный проспект района был увешан гирляндами лампочек, изображающих колокола. Ненавижу Рождество, холод и короткие дни, ненавижу все это вместе и по отдельности. А взятые вместе эти три гадости следовало бы приговорить к пожизненному включению за принадлежность к нечистой силе. Справа от меня мой очаровательный штурман подкрашивал губы. Хватило одной минуты, чтобы она опять превратилась в великосветскую даму.