Мерцающая мгла
Шрифт:
И не у кого спросить, что это за хрень, зачем она нужна. Стремился к куполу, даже бежал, и что? И ничего!
Но сама возможность хоть до чего-то добраться в этом мире внушила оптимизм и боевой настрой, путь Михаил продолжил насвистывая. Передвигался бегом, и не чувствовал усталости, только голод. Если так легко заработанная выносливость сохранится после возвращения на Землю, можно будет взять олимпийское золото в марафоне.
Михаилу показалась хорошей мысль подкачать и другие мускулы, он взялся подтягиваться на толстых ветках приютников перед сном и после пробуждения, качал пресс вначале лежа, потом — повиснув на ногах. Скоро оказалось, что подтягиваться сто раз подряд — слишком долго и скучно, и Михаил прекратил тренировки, только проверял время от времени, может сто раз подтянуться или нет. А мускулы на руках заметно не выросли, только
Местность стала меняться. Одиночные прутья с плодами почти все исчезли, зато стало гораздо больше кустов. Появились новые растения, похожие на грибы, новые животные, тоже всего с одной ногой и всего одним глазом. Одни из них похожи на летучих змеев с толчковой ногой и когтем в передней части тела, неуклюже вылезают на кусты, отталкиваются и парят. Другие передвигаются по поверхности ползком на брюхе, неуклюже отталкиваясь единственной конечностью, они живут в норах, вполне возможно, что имеется у них целая система ходов в глубине почвы. Этих норных жителей Михаил обозвал олухами, потому что они не прятались в свои норы при приближении Михаила, а наоборот, высовывались.
Стали встречаться объекты, которые могли с одинаковым успехом оказаться живыми растениями, геологическими образованиями или техническими устройствами. Например, цистерны на тонких ножках. Вообще-то по форме эти штуковины больше напоминали сардельки, но уж очень большие, таких больших сарделек не бывает. Цистерны — бывают. И держатся они на довольно тонких стойках, по четыре на каждую. Михаилу не удалось порезать стойку, только царапина осталась, да и та затянулась прямо на глазах.
Встретились висящие прямо в воздухе правильные многогранники, граней много, однако все еще не шары. Как будто заказали нарисовать в Автокаде новогоднюю елку, изобразил само дерево, игрушки на нем, а потом елку нечаянно стер, а игрушки остались висеть. Вот только все игрушки одинаковые и белого цвета, что для елочных украшений не характерно.
Михаил попробовал надавить на один многогранник, тот поддался легко, а потом вообще упал, словно с тонкой нити сорвался. Остальные многогранники резко колыхнулись и осыпались, после этого колыхание распространилось на соседние «елки», которые тоже разрушились. Те «елки», что подальше — колыхнулись, но уцелели, между «елок» образовалась засыпанная многогранниками поляна. Михаил поспешил «ельник» покинуть. «Пока лесник не догнал». Отойдя на приличное расстояние, оглянулся и увидел, что целостность «ельника» восстанавливается, многогранники взлетают и занимают свои места в структуре.
Местность снова изменилась, кусты пропали совсем, появились прутья, но росли слишком неравномерно, то на расстоянии десяти шагов один от другого, то непролазными зарослями. Приютники пошли какие-то слишком бесформенные, и тоже слишком неравномерно располагались, то в полусотне метров друг от друга, то — в пяти километрах. Из живности остались только осьминожки на приютниках.
А потом пролазник забрел в лабиринт. Видел издалека, что над зарослями плодовых прутьев торчит что-то серое, с глянцевым блеском, волнистое, как облака, но опасным это что-то не казалось. Вот и пошел Вначале попадались одинокие преграды, торчали из «почвы» вроде как лепестки, поверхностью похожие на стенку морской раковины рапана с внутренней стороны. Только серые. Лепестки становились все выше, толще, сливались между собой. Приходилось их перешагивать, потом перелезать. Потом — искать между ними проход. И находить эти проходы становилось все труднее, приходилось возвращаться. Михаил на всякий случай стал вырезать метки на лепестках, потому что лабиринт был настоящий, в котором плутать положено. Резалось достаточно легко, в крайнем случае можно будет прорубиться. Проходы между лепестками становились все уже, скоро уже приходилось протискиваться, а высота лепестков достигала человеческого роста. Возникла ассоциация с цветком, розой, у которой периферийные лепестки расположены далеко друг от друга, а внутренние — достаточно плотно. Поверхность лепестков скользкая, лезть по ней непросто, но Михаил вырезал на одном лепестке ступеньки, залез наверх, осмотрелся. Лепестки впереди действительно располагались так близко друг к другу, что не протиснешься. Но и пройти поверху (мелькнула такая идея) — нереально, верхние края лепестков острые и неровные, можно порезаться да и не удержищься.
Пришлось возвращаться по своим меткам и обходить лабиринт по широкому
Местность снова стала меняться, плодовые прутья и приютники располагались все более упорядоченно, появились кусты, кустов становилось все больше, а одинокие прутья сошли на нет. Появилась еще одна разновидность животных, которую Михаил назвал диадами, когда трое вместе — это триада, а зверушки держались парами, значит — диады. Одинокая зверушка передвигалась прыжками. Но не как скакунцы, которые прыгали похоже на тушканчиков или кенгуру, диада скручивала свою единственную ногу в спираль, и прыгала очень далеко. А парочка диад переплеталась основаниями конечностей и бежала, как на двух ногах. Потому и диады. Диады были пока что самыми быстрыми из встреченных в этом мире животных.
Появились новые плоды, наполненные жидкостью, наподобие кокосовых орехов, только в кокосах пробка не предусмотрена, в отличие от местных. Жидкость разная, не только молоко, но и сладкие соки, соленые бульоны, еще всякие другие вкусы.
Попалось «портновское дерево», на нем росли рулоны ткани, мотки ниток, а также иголки — с остриями на обоих концах и отверстием посередине. Материал иголок похож на кость и металл одновременно, сломать самую тонкую иголку не удалось. Хотя ножом разрезать — получилось.
Совсем недалеко росло дерево инструментов. Именно так, вместо листьев — всякий инструмент. Множество ножей самых разнообразных форм, шила, буравы, стамески, напильники, похожие на вытянутый серп пилы, еще что-то, непонятно для чего нужное. Один «плод» разнялся на две части, которые, соединенные по-другому, превратились в ножницы. Из другого «плода» похожим способом удалось сделать плоскогубцы.
Михаил не выдержал, набросал в сумку всяких приспособлений. Особенно порадовала одна очень необычной формы штучка, на которую Михаил обратил внимание благодаря чутью — это оказалась бритва. Ножом удавалось подрезать волосы, но с бритьем получалось не очень, то нож резал щетину, то не резал. Как будто сам не был уверен, считать бороду и усы частью хозяина, или не считать. Михаил из жадности захватил аж четыре бритвы.
Создавалось впечатление, что Михаил приближается к некому центру, как будто выбирается из глухомани к мегаполису. В мегаполисах жизнь комфортней, больше всяких «сервисов», глухомань — всего лишь пространство, заполненное плодовыми прутьями и приютниками, чтобы и здесь можно было жить.
И действительно, через несколько километров Михаил выбежал к городу. Разных форм четырех-пятиэтажные дома, построенные из зеленого волокнистого материала, спиральные пандусы вокруг каждого дома, чтобы добраться до «жилищ». В некоторые «жилища» Михаил заглянул — комната, в ней есть «кровать» из «кошмы», бассейн, в который течет вода по трубочке с потолка, немаленький стол, пара — тройка «пуфиков» из той же «кошмы», за ширмочкой — глубокая раковина с водоворотом внутри, явный унитаз. Были еще шкафчики, ящички, разные непонятные штуковины на стенах, трубка, из которой можно «надоить» солоноватой воды, «мишень» на полу. Некогда было с этим всем разбираться.
В общем, как говорится, город ничей, живите, кто хотите. Только — некому, нет в городе людей, по крайней мере Михаилу не встречались. Другая живность есть, людей — не видно.
Между домами есть свободные от кустов полосы, вроде как дороги. И все ведут в одно место, ориентировочно — к центру города. Михаил все же сделал крюк, прошел, куда дорога вела, и обнаружил там мастерскую. Или даже фабрику. Или — целый завод.
Большинство устройств непонятно, но Михаил идентифицировал токарный, точильный, сверлильный и фрезерный станки, даже сумел их запустить с помощью рычагов. И еще нашел печь, одним рычагом печь включается, вторым устанавливается температура (символы на шкале непонятны, но цвет их меняется от черного до голубовато-белого). Ставишь то, что хочется обжечь или отжечь на поддон, движением еще одного рычага поддон оказывается в печи. А обратно само выедет через пару минут. Рядом с печью находилось углубление с чем-то розовато-белым, похожим на глину или пластилин, сырье? Из чистого любопытства Михаил вылепил из этой массы тонкую колбаску, положил на поддон и загнал в разогретую печь. Опасался, что колбаска взорвется или растрескается, мокрая ведь. Но нет, изделие уцелело, только стало очень твердым, причем — не хрупким, жестким. Экспериментальным путем Михаил установил, что чем больше температура в печи, тем прочнее получается материал. Чего бы такого себе смастерить?